Алексей Куксинский - Похороны стрелы

марку. Можно было уехать в Англию, Францию или побеждённую Германию, или ещё дальше – в Соединённые Штаты Великих Возможностей. Предложи он Лизе уехать с ним, и она бы согласилась. До близости дело ещё не дошло, но Ловенецкий видел, что девушка в него влюблена, и только сознание необходимости отомстить мешало ему проявить ответные чувства.

Дома и сады закончились, дорога пошла лугами и перелесками. Солнце поднималось выше, подсушивая росу. Возле небольшого хутора Ловенецкого догнала телега, запряжённая парой лошадей, которыми правил мальчик не старше тринадцати лет. Ловенецкий хотел махнуть ему рукой, но тот остановил повозку сам.

– Садитесь, подвезу, – сказал мальчик басом, – может, закурить найдётся?

– Не курю, – ответил Ловенецкий, забираясь на телегу.

Мальчик вздохнул, закурил собственную самокрутку и шевельнул вожжами.

Под скрип колёс Ловенецкий думал, а не бросить ли эту затею, не вернуться ли назад? Нет, не вернуться. Изощрённая память подбрасывала ему картинки довоенного прошлого – семейные обеды, дача, смех мамы и запах отцовского трубочного табака, так непохожий на дым вдыхаемого Ловенецким самосада. Вся тоска по прошлому сосредоточилась для него в фигуре медиума, до которого оставалось всего ничего. Интересно, думал Ловенецкий, предчувствует ли Северин Гаевский моё приближение и свою близкую смерть, не сбежит ли он? Чувствует ли он вину за совершённое, поймёт ли, кто перед ним?

Мальчик затянул песенку без слов, ритма и мелодии. Самокрутку он давно докурил и выбросил. Ловенецкий смотрел на его худую грязную шею с выступающими позвонками. Убив Гаевского, он надеялся, что с его души упадёт камень, легший туда много лет назад, и с тех пор не ставший менее ощутимым. Тоска по довоенной жизни терзала Ловенецкого, отступая лишь изредка, как грамотный палач, который сначала показывает жертве свои инструменты, а к делу приступает спустя несколько дней.

Лошади добрели до развилки и остановились.

– Вам куда? – спросил мальчик.

Ловенецкий назвал нужное место.

Мальчик показал на издалека напоминающие ульи деревенские домики слева от развилки.

– А мне направо, – сказал он. – Бывайте!

– Спасибо, – сказал Ловенецкий, ступая на землю.

Телега скрылась из глаз, а он всё стоял на дороге, колеблясь сделать первый шаг. Утром решимости было куда больше. Наконец, он нашёл в себе силы двинуться с места по направлению к домикам. Поднявшись на небольшой холм, он увидел всю деревушку, прячущуюся в речной долине. Ничего похожего на фольварк видно не было. Видимо, придётся спрашивать дорогу у местных. Жалея, что не спросил мальчика на телеге, Ловенецкий начал спускаться с холма, стараясь скрываться за деревьями. Обходя старый, в три обхвата, пень, Ловенецкий посмотрел на деревню под другим углом, и заметил справа, ближе к холму, выглядывающий из-за чахлых деревьев уголок черепичной крыши.

Ловенецкий обогнул подножие холма, и увидел дом целиком. За невысокой чугунной оградой, кое-где увитой плющом, скрывался одноэтажный кирпичный дом, к входу в который вела посыпанная гравием дорожка. Ловенецкий притаился в кустах, наблюдая за входом, но за полчаса никакого движения в окнах или на участке не заметил. Не было видно ни хозяев, ни слуг, ни домашних животных, но дом не выглядел опустевшим или запущенным.

Ловенецкий выбрался из укрытия и, не таясь, пошёл прямо к дому, сунув руку в карман и нащупывая револьвер. Он толкнул тяжёлую калитку, та оказалась открыта и хорошо смазана. Под ногами захрустел гравий, но занавески на окнах даже не дёрнулись. Ловенецкий чувствовал подвох, не понимая, где его провели. Он взошёл на крыльцо и толкнул входную дверь. Та распахнулась, впуская его в тёмные холодные недра дома.

После яркого дневного света его глаза не сразу рассмотрели обстановку. Справа на него выдвинулось что-то тёмное и большое, Ловенецкий выхватил револьвер и лишь в последний момент удержался от выстрела. Он едва не убил чучело медведя, на голове которого была надета корона.

– Не бойтесь, он не кусается, – сказал мужской голос слева.

Ловенецкий развернулся и прицелился в усатого мужчину, маячившего в дверном проёме. Несмотря на то, что раньше он видел этого мужчину только на фотографиях, Ловенецкий без труда узнал в нём Северина Гаевского.

Он с трудом подавил в себе желание выстрелить сразу.

– Ты знаешь, кто я? – тихо спросил Ловенецкий.

--">