Андрей Арсеньевич Тарковский , Фридрих Наумович Горенштейн , Александр Наумович Митта , Андрей Сергеевич Михалков-Кончаловский - Киносценарии: Нечаянные радости. Светлый ветер. Потусторонние путешествия

Наконец, и в науку... Вы не улыбайтесь... То, что я переменил пять университетов и вынужден был укрыться здесь, говорит лишь о том, что наука стала прочным и прибыльным делом, а ученый — уважаемым членом общества... Вот почему в науку повалила посредственность.

— Такой лаборатории, как здесь, вы не получите ни в одном университете, — сказал Клаф.

— Давайте-ка лучше займемся статистикой, это успокаивает нервы. Вы когда-нибудь думали о том, что дали науке все предшествующие века по сравнению с нашим? Начнем с нуля, с дикости... Употребление огня — раз, компас — два, паровая машина — три... Телескоп, барометр и термометр, книгопечатание, арабские цифры, основы электричества, порох, алфавит... Да — забыл — колесо...

— Законы тяготения, — подсказал Деккер.

— Законы Кеплера, — сказал Клаф.

— Дифференциальное исчисление, осмысление принципов кровообращения, доказательство конечности скорости света, развитие геометрии, — закончил Деккер.

— И всё, — сказал Клаф. — Вот великие открытия всех времен. А вот что дал один лишь XIX век — железные дороги, паровые суда, электрический телеграф, телефон, спички, газовое освещение, электрическое освещение, фотография, фонограф...

— Рентгеновские лучи, спектральный анализ, анестезирующие средства... — перебил Деккер.

— Закон сохранения энергии, прямое определение скорости света, опытное доказательство вращения Земли, открытие метеоритов и метеорическая теория, — продолжал Клаф.

— Открытие существования ледникового периода, установление эволюции организмов, теория клетки и эмбриология, действие лейкоцитов, — сказал Деккер.

— Соотношение 3:2, — сказал Клаф, — подтверждение исторического оптимизма статистикой.

— Да-да, — ухмыльнулся Деккер. — «Человечество, развиваясь, совершенствуется».

— Вы не согласны? — спросил Клаф.

— Мне ближе эмпирическое, а не умозрительное восприятие, поэтому я не верю проповедникам вообще... «Они потихоньку пьют вино, а вслух проповедуют воду...» Это Гейне.

— Среди них есть и искренние люди...

— Они-то и опаснее всех, — сказал Деккер. — Что может быть страшнее искренних заблуждений?

— Последнее время, — сказал Клаф, — у вас по ночам свет в окнах... Или вы спите при свечах?

— Ад, грех, откровение в духе св. Иоанна, всё это было изобретено ночью, в бессонницу... Но стоит лечь на землю, вытянуться, посмотреть в небо — и самое ужасное становится смешным, жизнь наша — вечной, а мир прочным... — Деккер лег навзничь, положив руки за голову, глянул в чистое синее небо и, вздохнув, улыбнулся...

О. Григориус исповедовал послушника. Исповедь эта была лишена ритуала и напоминала обыкновенную беседу старого человека с молодым, который во всем доверяет старшему. На чисто выбеленных стенах висело две гравюры Рафаэля, между ними — распятие. На маленьком столике лежала Библия в старом кожаном переплете. На подоконнике стояли горшки с цветами.

— Во время вечерней молитвы, — подавленно говорил послушник, — я чувствовал радость, какой давно уже не испытывал. А когда вышел во двор, мне опять стало страшно. Я знал, что не засну, и стал читать. Но я не находил утешения в Писании. Временами оно вызывало во мне даже раздражение. Тогда я почувствовал себя таким усталым, что отложил книгу и лег. Но уснуть не смог. Через некоторое время я услыхал над головой стук, потом начался шум, и я почувствовал, что дрожу. Кругом был такой шум, словно столкнулось много ветров, и тут кто-то взял мое левое запястье и так держал меня. Я посмотрел и узнал его. Это был Он. Иисус. Он говорил со мной, но о чем — не помню, и что дальше было, тоже не помню. Очнулся я сидящим на кровати. Меня трясло, я даже подумал, что заболел... И вспомнить ничего из этого, о чем Он говорил со мной, я так и не смог. Это было хуже всего.

— Филипп, — помолчав некоторое время, сказал о. Григориус, — ты мне веришь?

— Я люблю вас, отец, — ответил Филипп.

— Тогда слушай.

Старик подошел к полке, взял книгу, раскрыл ее и прочел описание одного из видений человека, о котором в ней рассказывалось.

— Это жизнеописание Беме. Ты брал у меня эту книгу? — спросил о. --">