Автор неизвестен - Народные сказки , Эпосы, мифы, легенды и сказания - Осетинские народные сказки

поражен: в
ней оказались кроме произведений русских писателей (Пушкина, Го­
голя, Лермонтова и др.) такие книги, о существовании которых я до
этого даже не подозревал, а именно: «Осетинские этюды» Вс. Миллера
(3 тома), «Сборник сведений о кавказских горцах» (10 томов), «Сборник
материалов для описания местностей и племен Кавказа» (с 1883 по
1900 г.), «Сборник сведений о Кавказе» (2 тома) и др. В них печатались
самые разнообразные материалы о кавказских народах, в том числе и
об Осетинах.
* В 1909—1910 гг. и в 1916 г. мною было записано от Дзараха 30
образцов дигорского фольклора. Кроме того, в фольклорном архиве Северо-Осетинского научно-исследовательского института хранятся записи
осетинского художника и фольклориста Махарбега Туганова, также сде­
ланные со слов Дзараха.
8

Библиотекарем классной библиотеки я оставался четыре года и за
это время перечитал все эти книги, в первую очередь по кавказоведению
и осетиноведению. Имена академика Вс. Миллера и его предшественника
по изучению осетин Б. Пфафа стали мне родными и близкими. В кав­
казских изданиях я нашел много сказок и нартовских сказаний, кото­
рые я прочитал с особым увлечением. Мне стали известны имена тех
представителей осетинской интеллигенции, которые занялись собира­
нием памятников фольклора и успели их опубликовать в печати в пере­
воде на русский язык,-— Б. Гатиева, братьев Шанаевых, А. Кайтмазова,
Ф. Такоева и др.
Уже в то время мне стала ясна необходимость записать те памят­
ники дигорского устного народного творчества, в сказочном мире кото­
рых я пребывал в детские годы. Дело осложнялось тем? что я не умел
писать по-дигорски (осетинский язык в школах Осетии не изучался).
Самостоятельно овладев осетинской грамотой, я в 1904—1905 гг. за­
писал около двух десятков дигорских сказок, но записи эти не сохрани­
лись, кроме одной, которая записана от сказочника С. Б. Барсагова.
В те же годы я окончательно решил получить университетское обра­
зование, чтобы стать преподавателем русского языка и литературы в
средней школе и одновременно собирать памятники родного дигорского
фольклора. Собирание родного фольклора я уже тогда считал долгом
служения родному народу.
В 1912 г. я окончил историко-филологический факультет Харьков­
ского университета. В студенческие годы я, с одной стороны, углубил
свои теоретические знания по фольклору, изучив труды виднейших рус­
ских ученых, а с другой — познакомился с собирательской деятельно­
стью русских фольклористов. В студенческие же годы я осуществил
свое заветное желание и в 1909 г. приступил к собиранию и записи па­
мятников дигорского народного творчества. За две недели пребывания
в своем родном селе я успел записать целый ряд нартовских и других
сказаний от дигорских народных сказителей и певцов — Дзараха Саулаева (Дзараха Саулати), Сабе Медоева (Сабе Мудойти) и его сына Баззе
Медоева (Баззе Мудойти).
Летом 1910 г. на свои скудные студенческие средства я отправился
в горную Дигорию, где записал от разных сказителей, певцов и ска­
зочников значительное количество разных фольклорных материалов, со­
ставивших отдельный сборник.
Возникает вопрос о том, каких правил я придерживался при соби­
рании и записи фольклорных памятников. Я записывал образцы фольк­
лора дословно, так, как их передавал сказитель или напевал певец..
От себя я ничего не прибавлял и ничего не отбрасывал, не старался
9

улучшить тексты. Мне хорошо были известны требования передовой
русской фольклористики, и я ими руководствовался. Мои записи снаб­
жены сведениями о том, когда, кем и от кого записан текст.
*

*

*

После окончания университета я не смог получить место учителя
в средней школе на Кавказе. По семейным обстоятельствам я отказался
и от заманчивого предложения остаться при университете для подго­
товки к профессорскому званию. В 1912 г. я попал в Забайкальскую
область Восточно-Сибирского генерал-губернаторства и был назначен
преподавателем русского языка и словесности в реальном училище в
Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ).
Только в 1917 г., после свержения самодержавия, я смог вернуться
на родину. Время было бурное. Борьба за советскую власть на Тереке
(1917—1920 гг.) проходила в условиях классовых, религиозных и нацио­
нальных противоречий. Казалось бы, что при таком положении многона­
ционального Терека --">