Татьяна Викторовна Тихонова - Туманный край (СИ)

  - Звонкий единорожек получился. Если удастся продать всё, то хватит тебе на учёбу ещё на одну зиму, - сказал отец.

  Учился Скора у Хварли, у того получались удивительные кухонные вещицы. Их даже посудой было трудно назвать, такие они были красивые. А Хварля как-то увидел колокольчик на подоконнике возле лавки Скоры. Хварля взял его, покрутил. Колокольчик нежно заныл, запел. Хварля хмыкнул и приложил к уху.

  - Ты сделал?

  - Отец.

  Хварля опять хмыкнул. Поскрёб ногтем бочок колокольчика, постучал, послушал, кивнул сам себе.

  - Такие штуки так просто не случаются, - сказал Хварля, подмигнув. - То всё горшки лепил, а тут вдруг такое. Колокольчик-то звучит!

  - И что? - вызывающе буркнул Скора. Как если бы приготовился, что его сейчас ударят в больное, в живот или по ноге, если кованным башмаком, то мало не покажется.

  - Дело тёмное, - протянул Хварля, нехорошо усмехнувшись.

  И вышел из комнаты подмастерья.

  Скора не хотел возвращаться на учёбу к Хварле. Но и отцу не рассказывал о том разговоре, как такое расскажешь. Отец засуетится, замечется, ему неловко будет. Так бывает, когда вроде и не виноват, а не оправдаешься, за глаза потому что оговор сделан...

  Скора свернулся в телеге, обняв тюк с тряпьём и кувшинами, думая, что спасает их от тряски. В этом же тюке сверху лежала корзинка с единорогом. Её Скора придерживал подбородком. Солома и тряпьё под совсем немного промокшим старым заячьим пологом согревали. Было тепло, хотелось спать. Сквозь сон слышался разговор отца с подъехавшим одним из зерновозов. У того было смешное имя Метеля. Он говорил, что зерно зимой поели крысы, посевы побил по весне град, во время прилива поднялась вода и не ушла, и теперь до поля приходилось добираться в два раза дольше...

  Говорил-говорил... А Скора почему-то оказался посреди поля на большом вросшем в землю валуне. Стоял и смотрел в небо. Небо синее-синее, высокое-высокое, лёгкое-лёгкое. Снизу доносился какой-то писк. Скора крутил головой и не мог увидеть, кто так пищит. Оказывается, это была Веда. Она стала маленькой девочкой, стояла посреди ржи и махала ему руками. Кричала. А крик получался тоненький, будто Веда находилась отсюда далеко-далеко. Но иногда слова странным образом долетали до него на его валун.

  А степи вокруг не стало. Ветер свистел в ушах. Скора выглядывал из своего укрытия, сердце колотилось от страха, вода была совсем близко. В воду летел белый комок. Комок развернулся, оказался белым лисом. Лис вывернулся, попытался планировать, распластав лапы, отчаянно руля хвостом. Но лиса смяло ветром, бросило и ударило о воду.

  Где-то рядом гулко билось ещё одно сердце. Огромное оно колотилось тяжело, со свистом. Дракон уходил влево, пытаясь найти место для посадки. Но вот он начал возвращаться. Заметил пропажу? Заметил, что было тепло боку, а теперь лишь холодный ветер пробирал чешуины?

  С моста метнулась человеческая фигура. Прыгнула, нелепо и сильно замахала в воздухе руками, будто собралась взлететь, закричала, но не взлетела. Упала в воду близко от белого комка.

  Тот болтался некоторое время в волнах безвольным ошмётком. Шерсть, это она держала лиса на плаву, промокая неспешно, отдавая тепло и воздух.

  Человек вынырнул на поверхность, захватал воздух ртом, забился, но настырно двинулся к лису. Ухватил его, прижал к себе, из последних сил удерживаясь на плаву. Волна то и дело скрывала лицо.

  Человек, запрокинув голову, посмотрел в небо. Веда... Это она. Мокрая, с прилипшими волосами, с кажущимися огромными глазами, она сейчас походила на вынырнувшую из воды большую рыбину.

  Дракон спускался всё ниже, Скора слышал, как надсадно свистело старое сердце большого зверя. Вот огромные лапы-крюки вымахнули вперёд, погрузились в воду, ухватили человека.

  Море поднималось, выгибалось горой, будто не хотело отдавать добычу. Дракон тяжело пошёл вверх, вновь набирая высоту...

  Слышался тонкий писк.

--">