Софья Валерьевна Ролдугина - В горе и в радости

горы, как оказывается, весьма сведущего в лекарском деле… А однажды на целый год уезжает в Ишмират, учиться, а когда возвращается, то спрашивает Эсхейд, готова ли она остаться с ним на всю жизнь.

– Поздновато брачные клятвы приносить, спустя столько лет-то, – усмехается она. И гладит его по щеке: – И будто ты не знаешь ответа.

Телор качает головой без улыбки:

– Я имею в виду, всю мою жизнь. Меня научили, как продлить молодость человека. Но больше одного я пока, пожалуй, не потяну.

Отвечает Эсхейд не сразу; она думает о Яське, которая пошла в неё, а не в отца, и стала мастером, а значит, и срок ей отмерен обычный, человечий.

– За молодость я не цепляюсь, – говорит Эсхейд наконец, опустив взгляд. – Мне не стыдно быть и такой, какая я сейчас есть.

Телор с подозрением щурится.

– Ты что же, думаешь, что ты сейчас не молодая? Так и мне примерно столько же было, когда я тебя встретил. Или ты считаешь, что я тогда был старик? Эсхейд, – зовёт он вдруг тише. – Не бросай меня.

Она кивает – и с того года и впрямь перестаёт стареть.

«Может, – думает она, – так я и правда дождусь Илку».

…С тех пор случается многое, так сразу и не рассказать.

Яська – не дочь, а подруга, та самая, рыжая и смешливая – погибает одной суровой зимой. На том же перевале, где сумела когда-то избежать смерти – будто просто закончилась жизнь, взятая взаймы. Младшая Яська без памяти влюбляется в молодого гончара, выходит замуж и вскоре производит на свет близнецов. Мирра становится наместником юга и уезжает в Беру; впрочем, видятся они по-прежнему часто, а Зита теперь большей частью живёт в Хродде, лишь изредка возвращаясь в столицу.

Постепенно зимы становятся всё более и более суровыми, а землю по весне начинает потряхивать, и появляются новые расщелины в горах. Ходят слухи о детях-кимортах, которые не то гибнут отчего-то, не то пропадают без следа, и Эсхейд не может не думать о собственной дочери, точно так же пропавшей в Ульменгарме… И только лорга делает вид, что ничего не происходит.

И чем дальше, тем больше это напоминает предательство.

Предательством это и оказывается.

Когда два чужака – странник-эстра и рыжая дева-киморт из Шимры – вскрывают огромный, гниющий нарыв, долго вызревавший на севере, и выясняют, что годами одарённых детей и просто неугодных продавали в рабство на юг, в Землю злых чудес, то Эсхейд почти не удивлена. Она будто бы знала подспудно, но доказать не могла…

Когда Захаир признаёт, что делали всё это по его указке, то даже гнева нет – только усталость и пустота.

Эсхейд всё-таки вызывает его на поединок, как обещала многие годы назад.

И доказывает, что она по-прежнему первый меч севера.

«Это потому что за мной никого нет, – думает она. И вспоминает Рисвид, и Яську-старшую, и многих других… – Да и после меня никого».

Старшая дочь – мастер, мечи она делает, но сражения – не её путь. А Илка…

– Я здесь, – говорит Телор – и откуда взялся только? – и сжимает крепко её ладонь. – И ты здесь. Сплетёшь мне венок?

Эсхейд хочет ответить, что у неё руки воина, что клинком-то махать она горазда, а вот собирать цветы не выходит, ломаются нежные стебельки, сминаются, рвутся… Но слов не хватает; в горле ком.

Она молча утыкается Телору в плечо и загадывает: пусть случится что-то хорошее, хватит уже горя…

А потом видит среди спутников бродяги-эстры, того самого, кто помог раскрыть заговор, высокую статную женщину. Ей на вид, пожалуй, лет тридцать; у неё зелёные глаза, как у Телора, и золотые косы, как у самой Эсхейд.

Подле неё всё время молодой смазливый киморт из Ишмирата, тоже освобождённый из рабства, и когда они смотрят друг на друга, то будто бы снова начинается весна.

Та самая, давно минувшая.

– Илка, – представляется женщина. И усмехается: – Вы уж простите, но больше я о себе ничего не помню – после двадцати-то лет плена и дурмана… А вы кто будете?

«Мать, – хочет сказать Эсхейд. – Я твоя мать».

А вслух отвечает:

– Я первый меч севера. Хочешь, и тебя научу?

Ответа Ильки она не слышит, но чувствует, как Телор осторожно обнимает их обеих и что-то тихо-тихо говорит.

Светит солнце; очень тепло; пахнет лесом, речной водой и дымом от печей.

Половина короткого северного лета ещё впереди.

И целая жизнь.

--">