Лев Михайлович Тимофеев - ТЕХНОЛОГИЯ ЧЁРНОГО РЫНКА или КРЕСТЬЯНСКОЕ ИСКУССТВО ГОЛОДАТЬ

экономического
отклика на сам факт своего существования. И находим.
Чем дольше длится относительно спокойное время
вне войны, революций и массовых репрессий, тем чётче
наша социально-экономическая система проявляется как
чудовищных размеров и размахов чёрный рынок.
Чёрный рынок живет и развивается — у всех на виду
и для всех очевидный. В границах его связей и отношений
можно накормить страну картошкой или построить
тепловоз, определить сына в университет или купить
диплом агронома, отремонтировать трактор или найти
место на «лимитном» московском кладбище. Все
продается и все покупается вне планов и разнарядок.
Ты — мне, я — тебе... Но кому достаются прибыли? Ни
мне, ни тебе — мы-то никак из нищеты не выбьемся.
Иногда кажется, что чёрный рынок,— всё это
искусство дышать в петле запретов и ограничений, вся
эта простодушная хитрость, этот кооператив нищих,—
7

нами придуман, что мы тут обманули советскую власть:
нам — колхоз, а мы приусадебное хозяйство; нам —
дефицит и распределение по карточкам и талонам, а
мы — взятку и товары через заднюю дверь; нам —
постную пятницу в заводской столовой, а мы —
кроликов разводить в городской квартире; нам —
бесплатно плохого врача в конце длинной очереди
больных, а мы — с подарком и без очереди к хорошему...
Словчили? Дудки!
Когда надо, власти и приусадебное хозяйство
прижмут запретами и налогами (так было!), и кроликов
из городских квартир милиция повытрясет, и за подарки
врачу сроки давать будут. Раз терпят, значит, всем
выгодно. Раз терпят, значит, без этого и власти не
удержатся. Нас тут отпустили слегка, чтоб вовсе не
примерли, но на вожжах держат.
Чёрный рынок — не лазейка, не потайная дверца в
стене, которую мы хитро пробили. Чёрный рынок — и
лазейка, и сама стена.
При беглом взгляде кажется, что чёрный рынок
существует побочно от плановой экономики, что в
экономической жизни он явление второстепенное. Но
нет! Посмотрев внимательнее, увидим, что как раз
чёрный рынок составляет основу советской экономики,
стержень, на котором крутится планово-разнарядочная
хозяйственная постройка.
Чёрный рынок — это социалистический механизм
власти и эксплуатации, самая суть нашей социальноэкономической системы — именно он обозначился в
последнее время.
Ценности, которые здесь циркулируют, поддержива­
ют существующий политический и социальный порядок.
Как именно поддерживают? Куда движется общество?
Этого мы не поймем, пока сам чёрный рынок не понят
8

Понять технологию тем более необходимо, что это и
есть реальная политэкономия социализма. Иной
экономический реальности при нынешних политических
условиях мы не знаем. Да и возможна ли она? Запрет на
частную инициативу порождает спекуляцию, корруп­
цию, тайную эксплуатацию,— это подтверждено всей
шестидесятилетней историей нашего государства. И
трудно предположить, что может быть как-то иначе, в
какой бы стране ни был повторен советский
эксперимент...
Но как раз понимать-то мы не вполне готовы.
Советское общество по сути своей — совершенно
небывалая в истории социально-экономическая система
(какие бы аналогии не приходили в голову исследовате­
лям), и для анализа здесь необходим новый инструмент,
новые понятия. У нас их пока нет. Поэтому мы
вынуждены начать не столько с анализа, сколько с
описания. Не столько с научного мышления, сколько с
образного восприятия, с изложения личного опыта,
индивидуальной судьбы. Может быть мне, журналисту,
взяться за такую работу — между фельетоном и
наукой — было несколько проще, чем кому-то из
серьезных ученых.
С чего же начать? С чего мы можем начать? Есть
лишь один сектор чёрного рынка, разговор о котором
под угрозой всеобщего голода разрешен в последнее
время и даже поощряется: приусадебное хозяйство
крестьянина. Оно-то и интересует нас в первую очередь.
С крестьянского двора и начнем...
1

27 марта прошлого года я приехал в деревню в
слепую метель. В тот же день, но без моего участия
9

похоронили Аксинью Егорьевну Ховрачёву. Я даже
видел, как ее хоронят, а не пошел,— не понял, что
похороны, не спросил, кто умер. Совсем рядом со мной
промелькнул ее гроб, и я еще боковым зрением увидел
сосновые доски, а понять, что это за доски и кто их
несет — не понял, не различил в плотном, косом
снегопаде. --">