Татьяна Губоний - Август двухтысячного

проходил годичный курс подготовки. Она была старше на несколько лет. Больше всего на свете её влекла французская литература, которой она посвятила свои студенческие годы, и, конечно же, сама Франция, ставшая её заветной мечтой. Мечтой, не имеющей ничего общего с реальностью, надо сказать, но я не стал её разубеждать, я всего лишь попросил брата встретить её тогда в аэропорту…

То есть виноват был действительно я и, само собой, я пообещал ей, что всё организую «в деревне».

Мне было легко обещать. В прошлом году свадьба казалось настолько далёкой, что сама её реальность ставилась под вопрос. И вот я здесь, а завтра приедут Пьер и Жаннет. И гости.

Зависаю у мостков на локтях, нежась в ласковых водяных потоках, течение не хочет меня отпускать, да я и сам не хочу уходить отсюда, но пора: «Увидимся позже, Йонна! Сейчас у меня другое дело».

Глава 2

Через какую-то четверть часа от заплыва остаются только воспоминания — мокрые волосы, заброшенные назад, роняют последние капли на свежую майку, а я спешу в дом через дорогу, к старому другу.

Массивный «Бехштейн», сколько себя помню, всегда был достопримечательностью города Вилль как инструмент Пикаров. Бабушка Пикар украшала его крышку накрахмаленными салфетками, связанными крючком собственноручно, а я послушно начищал изящные подсвечники его съёмной передней панели и полировал его резные бока… Я скучал по тебе, старина.

История его появления в Вилле не отличалась оригинальностью: его доставили сюда для культурного воспитания наследника, ставшего впоследствии моим отцом. Тот не проявил никакого интереса к музыке, но инструмент в доме задержался. То ли Пикары не захотели возиться с вывозом, памятуя проблематичную доставку, то ли приняли его в семью в качестве безмолвного скульптурного ансамбля, не знаю, но он так и остался украшением гостиной второго этажа.

Нас с братом тянуло к «Бехштейну» магнитом. Вероятнее всего, по принципу запретного плода — дед всегда запирал его крышку. Так было до тех пор, пока я не принёс ему грамоту из музыкальной школы. Вот теперь он мог мне доверять!

Пробую мизинцем «до» третьей октавы. Западает. Ты тоже скучал, я знаю.

Да, я помню, что меня ждут в другом месте, но таковы правила игры: приезжая в Вилль я должен первым делом отдать свой сыновний долг, или как там это называется у внуков? Бабушка Пикар лишена чувства юмора, и для неё «первым делом» значит первым делом, ну, разве что, вторым, после сеньоры и сеньора Пенья. А по части долгов она специалист, их у неё множество: семейный, общественный, духовный… Под последним подразумевается благочестие и милосердие, в основном выражающееся в посещении каждой мессы и в пожертвовании всякий раз пяти франков.

Сейчас бабушка Пикар выполняет долг семейный, перебирает вишню на клафути́. Не хочу ли я ей помочь? — этот вопрос настигает меня раньше приветствия, когда я открываю калитку.

— В следующий раз, ба! — ненавижу возиться с вишней, а кроме того, я должен срочно поднять крышку, ключ от которой давно утерян.

«До» третьей октавы — это тишина. Такое приветствие тишиной стало нашим ритуалом. Из года в год я открываю старого друга, чтобы поздороваться и закрыть. Я так давно не играл, что, должно быть, забыл ноты.

Бесполезно оглядываться в поисках случайного сборника этюдов на пробу — в идеальном порядке мадам Пикар нет места ненужным вещам. В доме должно быть только то, что нужно, или то, что радует глаз. Мой друг «Бехштейн» здесь как раз по второй причине, недаром же для него до сих пор вяжут и крахмалят салфетки.

Остаётся Форе. «Романс без слов». Знаю, что найду его на старом месте, под крышкой прямоугольного фортепианного стула — одинокий потрёпанный буклет из четырех нотных листов, до сих пор хранящий оригинальный ценник. Эта наклейка жёлтого цвета со знаком английского фунта и названием магазина «Сhappell» словно для того и существует, чтобы не дать мне забыть, что миссис Смит, моя учительница музыки, была англичанкой. Хотя почему «была»? Наверняка она и сейчас есть, что ей сделается. Так и стучит линейкой по клавишам в пугающей близости от пальцев своих учеников «раз, два, три».

— Странный выбор, — удивилась она, когда я спросил, не рано ли мне попробовать что-нибудь из Форе. Причина этого выбора была настолько сумасшедшей, что вздумай миссис Смит спросить меня о ней, я бы никогда ей не признался. Не начистоту.

Всё --">