(Ungoliant) - Спускаясь и поднимаясь (СИ)

коленях, срывая ногти, но не выпуская из виду долгожданную цель, — а затем краем глаза видит жену Таркина на одном из приёмов. Ожившая кукла в пышном платье, похожем на ворох перьев, надменная, специально выращенная в тепличных условиях для выданья родственниками, она являет адмиралам чуть потасканный аристократичный профиль и дарит цепкое, как у мужа, рукопожатие. Тёмный взгляд скользит по Даале, сканирует с медной макушки до начищенных сапог, пытается выяснить, что в ней сокрыто такого особенного, опасного для неё да повзрослевшего ублюдка Гароша — и нарочно выдыхает с облегчением.

Конечно же, как полагается, Таркин рядом и держит свою леди под руку. Взгляд его холоден, и Даалы будто бы не существует — на миг она и сама в это верит, раз щипает себя за бедро через карман форменных брюк. Мостик под ногами едва не качается; вот она и по-настоящему одна — посреди леса, полного цивилизованных чудовищ.

Впервые китель работает против Даалы, срывает женские чары и уравнивает с остальными адмиралами; ворот впивается в горло. У зеркала в уборной она с яростью трёт пальцами побледневшие, но не сошедшие веснушки и растирает кожу до красноты — точно после слёз. К счастью, наваждение длится недолго. Как стратег, Даала в восторге от умения леди Таркин подать себя на публике и тоже включается в игру на подавление.

Не сравнить очарование, пусть и прилежно поддерживаемое, с той властью, что есть у законной супруги, но Даала старается и нарочно оставляет после себя лиловые засосы и царапины, будто подпись, чтобы полюбовалась эта напыщенная холодная курица. Женская гордость отныне впадает в спячку, да и не время отвлекаться, когда Империя стоит на пороге великих событий, а сама Даала — на мостике своего звёздного разрушителя с эскортом ещё из трёх, в дополнение.

Внешнее Кольцо — та ещё помойка, однако патрули не навевают скуку, а позволяют о многом задуматься. Картина с невозможной лестницей находит пристанище в новой каюте. На мостике теперь всё иначе, как она того желает; офицеры глядят опасливо, но без скепсиса. Служба Натаси Даалы отмечена лишь похвалами.

Проклятые миры чередуются под ногами — одна пыльная планета за другой, — и Даала глядит на них свысока, как тюремщица. Это новый подъём и новая вершина, откуда снисходит насыщение — адреналином, вниманием, доверием и ответственностью, — но эйфория в крови горит быстро, оставляя за собой тяжёлую зависимость. Так и ни одна звезда не живёт вечно — быть ей в итоге чёрной дырой. Даала перегорает куда быстрее и уже готова учиться дальше, не успев прожевать то, что уже откусила. Да и как выкинуть из головы холодный, колкий взгляд и строгий голос гранд-моффа?

Это замкнутая интрига — живая и в то же время невозможная ни с точки зрения морали, ни физики, — а Даала застряла в ней, точно в застывшем цементе. Ей хочется совершенства, а то невозможно постичь окончательно, как формулу, вот и путь предстоит бесконечный, с падениями и взлётами.

Таркин максимально холоден для самого счастливого человека, которому выпала честь запустить Звезду Смерти. Впрочем, его расположение всегда следует логике треклятой лестницы, и Даала слегка успокаивается. Работы по горло, но опыт и вовлечение в галактическую историю стоят каждой капли пролитой крови. Только выпученные глаза-фонари по пятам преследуют, неизменно нервируя.

— Кто разрешал тебе смотреть на меня, раб? — наконец, не выдержав, она впервые срывается на игрушку Таркина — без его личного присутствия, естественно.

— Меня зовут Джиал, — поправляет тот нарочито ровно, мстительно, и Даала давится собственным бессилием, как собачонка костью. Огромная голова чуть наклоняется на бок — ну точно карикатурный мудрец джедай. — Скажи, чем ты отличаешься от меня, маленький адмирал, если мы оба вольны лишь наблюдать?

Маленький, слабый, адмирал без постоянного назначения, на побегушках у Таркина — вечный протеже без срока обучения. Раб хочет сказать больше, но она продолжает сама и мысленно проводит пальцем по изображению с лестницей: вот вершина, где мудрость гранд-моффа — что бесконечная чаша, и Даала припадает к ней губами, покорно встав на колени, как делает даже Лорд Вейдер перед императором Палпатином; пальцы скользят вниз, а память чертит виброклинком тонкие порезы на спине и бёдрах — метки

--">