Вячеслав Сафронов - Иона

усердием. Если и держать ответ, то по субординации, а до тех пор и руки умыты и честь соблюдена.

Андрей Александрович Ливен, и без этого испытывая некоторое душевное неудобство от слухов, касательно присвоения казенных земель, за обедом поделился курьезом с министром юстиции.

– Дмитрий Николаевич, я понимаю, фантазии могут быть у кучера. Но, право, следовать не духу и букве закона, а мистериям не пристало и гимназистам. Не показное ли рвение скрывается за действиями подчиненных Петра Александровича. Говорят, он в последнее время редко бывает en bonne et due forme. Vous me comprenez.

VI

Министр юстиции и генерал-прокурор Дмитрий Николаевич Набоков вполне понимал Андрея Александровича.

Сугубо штатские – как два отставных служивых. Понимают друг друга с полуслова.

Околоточному надзирателю, отставному унтеру, хватило пары слов, сказанных ему бывшим унтером Глашкиным.

Иона Матвеевич вряд ли расчитывал на особенное к нему отношение и высокое покровительство в таком деликатном вопросе. Но о штатской министерской кухне и кто с кем чаи предпочитает распивать, был прекрасно осведомлен.

Помнил он о натянутых отношениях прежнего своего министра, а ныне председателя Кабинета министров, Петра Александровича Валуева с бывшим главноуправляющим III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии Петром Андреевичем Шуваловым, помнил о негласном соперничестве чинов гражданских и полувоенных ведомств, о Высочайшем терпении к первым и Высочайшем благоволении ко вторым.

Был свой резон и у Дмитрия Николаевича. По его юридическому пониманию, полномочия, переданные III Отделению по дознанию и следствию в политических делах, соотносились с полномочиями кота, приставленного к сметане.

Пресекать и недопускать – да. А коли не пресекли и допустили, то от расследования извольте держаться на расстоянии. Последствия от непресекновения и допущения не менее, а может и более губительны, чем от смуты.

Впрочем, Дмитрий Николаевич прекрасно понимал, что III Отделение не молот, а нечто между молотом и наковальней. То, что удерживает горячую массу, а какую форму этой массе придадут – вечный вопрос о молоте и наковальне. Лбами столкнутся, да так, что искры полетят, или изящную вещицу выкуют.

Были у Набокова сомнения и другого рода. Штатских "чижиков" в училище правоведения казуистике не один год учат. Жандармские же чины – военная косточка. Кавалерийский наскок против мужичка с хитринкой – весьма, весьма сомнительный подход.

И хитринку не разгадаешь и наскок отскоком аукнется.

VII

До понедельника, 17 марта, Иону не беспокоили. Пятничный, присутственный день, все попутал. А в субботу спешить было уже некуда. Прокурорские своих жандармских коллег ни о чем не спрашивали, делами не интересовались и даже не преминули посочувствовать, не без казуистики. Две недели сроку жандармскому ведомству на дознание, до обидного мало. Закон-с. А далее другая епархия, по ведомству юстиции.

Иона по одиночному своему помещению в доме предварительного заключения не метался. Мария Ивановна в свободе ограничена, но к благородному сословию и строгости благородные. Канарейка в обморочное состояние от нелицеприятной беседы с дознавателем впадать не станет. Не тот характер. Агитацию ненужную в запале тоже не начнет. Приучилась к сдержанности в дискуссиях с Ионой.

А Ионе Матвеевичу не грех и хитринку в ход пустить и время потянуть.

Жандармский подполковник, назначенный по делу в дознаватели, после предварительного ознакомления с обстоятельствами понял, по карточному своему опыту, что на шампанское расчитывать не приходится. Не те карты.

Кружок при Северно-русском рабочем союзе и заправляют там не кисейные барышни и не студенты-недоучки. Этих в планы посвящать поостерегутся. Для интересующихся и сочувствующих организуют формальную говорильню, а в случае чего ими же и прикроются.

За интерес и копья ломать не стоит, а сочувствие и к кошке можно проявить. Глашкина хоть и правдоискательница, но не наивна до такой степени, чтобы в их заведении душу изливать.

Но, на войне, как на войне. И с такими картами можно рискнуть. Марию Ивановну решено было пока не беспокоить.

На первом допросе подполковник с исключительной вежливостью и предупредительностью поинтересовался здоровьем и душевным состоянием Марии Ивановны.

"Не имею намерений, сударыня, пользоваться ситуацией и превратно --">