Эдмунд Спенсер - Сонеты, песни, гимны о любви и красоте

притворных не боясь,

Что соблазнить хотят меня изменой.

И вот я без оружия, смиренный;^[42]

Но из своей засады тайных чар,^[43]

Что порождает вид её надменный,

Они в меня направили свой жар.

Я слишком слаб принять такой удар,

И отдаюсь безропотно в их руки,

Но с этих пор, под гнётом всяких кар,

В тугих цепях испытываю муки.

От глаз твоих я знал одну беду,

И жалуюсь, и правосудья жду.

13

В её осанке, стройной и надменной,

Когда лицо подъято в небеса,^[44]

А веки вниз опущены смиренно,

Особенная радует краса.

На землю-мать глядят её глаза, —

Покорность и величье в них струится,

Когда в душе вещают голоса,

Что красота ко праху возвратится.^[45]

Всё низкое презрит она царицей,^[46]

И жаждет света горней высоты,

Топча земли отвратную темницу,

Что тащит в грязь небесные мечты.^[47]

Ты всё ж мне подари смиренный взгляд,

И он тебя возвысит во сто крат.

14^[48]

Мои войска, вернитесь, чтоб опять

Готовить вами снятую осаду:

Позор, когда испуганная рать

В отпоре лёгком встретила преграду.

Сей грозный замок можно взять в блокаду

Лишь мощью, то не хилый бастион;

Надменный ум, с кем в битве нету сладу,

Не будет первой битвой устрашён.

Вперёд, войска! мой храбрый легион,

Ей в сердце направляй со страшной силой

Страданье, скорбь, тревогу, клятвы, стон:

Все средства, чтоб унять гордыню милой.

Коль тщетно всё, тогда умри пред ней,

Хваля её в агонии сильней.

15^[49]

Усталые купцы, ну что за страсть

Из-за наживы — своего кумира —

Сокровища обеих Индий^[50] красть,

Напрасно вдаль плывя под шум Зефира?^[51]

В моей любимой все богатства мира,

Что каждый в отдалении искал:

Её глаза — блистание сапфира,

А губы — драгоценный красный лал.

Вот зубы — жемчуг, редкостный овал,

Слоновой кости лоб, где брови-луки,

Отливы прядей — золота накал,

И серебро — прекраснейшие руки.^[52]

Но лишь дано немногим созерцать

Её души безгрешной благодать.

16^[53]

Однажды необдуманно узрел

Я вечный свет в глазах моей любимой:

Пока мне восхищеньем сердце грел

Её прекрасный взгляд неотразимый.

Но в тех в зрачках кружился, еле зримый,

Крылатых купидонов легион:

И кто на них смотрел неустрашимо,

Был стрелами блестящими сражён.

Один амур, стрельбою увлечён,

Прицелился мне в сердце,^[54] словно в птицу,

Но вдруг стрелу, что зло направил он,

Сломала блеском глаз своих Юница.

Коль не она — убил меня б тот лук,

А так я избежал смертельных мук.

17^[55]

Лик Ангела! Ты создан, величавый,

Искусства посрамить смущённый вид,^[56]

Никчёмную его принизив славу.

Какая кисть тебя изобразит?

Хотя художник, выбрав колорит,

Рукой умелой пишет в напряженье,

Он с дрожью восхищённою творит,^[57]

Внося в чудесный облик искаженья.

Прелестный взгляд — любовных стрел скольженье,

Улыбки жар — погибель для сердец,

Красивые и гордые движенья

Не выразит ни кисть, и ни резец.

Нужна небесных гениев рука,

Дабы сей лик прославить на века.

18^[58]

Кареты постоянною ездою

Стирают сталь ободьев у колёс;

И капли непрерывной чередою

Кремень твердейший точат иль утёс.^[59]

Лишь мне невмочь смягчить потоком слёз

Ей сердце, ледяное до предела,^[60]

Чтоб плач мой до неё всю скорбь донёс,

И боль мою она бы пожалела.

Молю! — её приказ: «актёрствуй смело»,

Рыдаю! — говорит: «слеза — вода»,

Вздыхаю! — слышу: «мастер ты умелый»,

Стенаю! — смех звучит её тогда.

Молю, стенаю, плачу — всё напрасно,

Она как сталь или кремень бесстрастна.

19^[61]

Труба кукушки, вестницы весны,^[62]

Пропела трижды юности влюблённой,

Что из лесной явился глубины

Их царь любви^[63] с цветочною короной.

И птичий хор в чащобе отдалённой

Сладчайший гимн любовникам поёт;

Леса им вторят трелью отражённой,

Как будто зная смысл весёлых од.

Но та, чей голос долго ждал Эрот,

По-прежнему упорствует в молчанье,

Не подчиняясь зову этих нот, —

Что ей кукушки тщетные посланья.

Коль, слыша их, она не влюблена,

Амур, тогда мятежница она.

20^[64]

Я тщетно жду --">