Анатолий Либерман - Новые переводы сонетов Шекспира

губ движенья.

Но так угодно небу самому:

Твое лицо неотразимо манит;

Дай отвратиться сердцу и уму —

Оно манящим быть не перестанет.

Соблазн в тебе, как Евина приманка:

Вид ослепляет, но горька изнанка.

95

Сколь обольстительно ты скрыл позор!

Как мерзкий червь в благоуханной розе

Тем, что он в ней, притягивает взор,

Так виден твой порок в красивой позе.

Ты повторяешь перечень побед;

За ним идет постыдный комментарий,

Но не в ущерб тебе — ущерба нет:

Завидный дар — упасть и быть в ударе.

Что за вместилище тебе дано,

Для дел греховных светлое жилище!

Какое там ни посади пятно,

Ты всех, как был, прекраснее и чище.

Но помни: может затупиться скоро

Твердейший нож, врезаясь без разбора.

96

«Он просто юн». «Но и развратник тоже».

«Он юный чаровник, где ж в том вина?»

Ты мил простолюдину и вельможе:

В чаровнике виновность не видна.

На пальце королевы — хоть и жесть!

К кольцу, как к золоту, наш взор прикован.

Так и твою ничто не губит честь,

И в добродетель грех перетолкован.

Стада ягнат легко увел бы волк,

Когда б ягненка принял он обличье.

И для зевак немалый был бы толк

Не срывы видеть, а твое величье.

Мне эта перемена не нужна!

Раз мой ты весь, молва о нас одна.

109

Не говори, что сердцем стал я лжив.

Хотя в разлуке пламя ослабело,

Душа моя в тебе. Пока я жив,

Чем душу, лучше потерять мне тело:

Ведь ею я люблю. Я уходил,

Но видишь: вовремя пришел обратно.

Не смятый временем и полный сил,

Несу я воду, чтоб отмыть все пятна.

Я не считал постыднейших утрат

В случившемся паденье многократном,

Но на полушку не сменял твой клад —

Не верь таким нелепым, диким пятнам.

Лишь ты твоею красотой нетленной

Остался для меня во всей вселенной

Нет, Время, твой мне не опасен шаг:

Из новых глыб ты строишь пирамиды —

Вот невидаль, вот новость для зевак;

И не такие видывал я виды.

Наш краток срок. Мы слушаем рассказ

И говорим: «Ах, как свежо, как метко!»

Ничьи слова не рождены для нас:

В числе других они пришли от предка.

Не ставлю я анналов вес ни в грош,

Былое, настоящее — не жаль их.

Твоих анналов фолианты — ложь,

Записанная в спешке на скрижалях.

Клянусь: лишь верность (пусть хоть сгинут все!)

Не покорится ввек твоей косе.

128

От музыки, о музыка моя,

Я постоянно прихожу в смятенье.

Под пальцами гармонии струя

Колышет нежных струн переплетенье.

Танцуют клавиши! Мореный дуб

Целует драгоценные ладони;

Так жатву для моих иссохших губ

Ворует дерево в лихой погоне.

Губам бы стать — нет, им бы лучше быть

На месте мертвых деревянных клавиш!

Зачем на них ты тратишь пальцев прыть,

А не живым губам ее оставишь?

Пусть пальцы бойкий инструмент берет,

А мне для счастья нужен только рот.

139

Откуда взять мне снисхожденья дань?

Мне сердце сдавлено обидой горькой.

Злым языком, а не глазами рань

И будь с бойцом — бойцом, а не актеркой.

Признайся: «Мил не ты», — но не бросай

При мне зазывных взоров на другого.

Зачем хитрить и ранить невзначай?

Я побежден и не скажу ни слова.

Нет, нет, скажу: «Она ведь поняла,

Что прелести ее — мне вражья сила,

И увела их, чтоб избегнуть зла,

И стрелы их к другому обратила».

Не надо! Я ведь при смерти. Уволь:

Добей уж взглядом — сразу стихнет боль.

140

Жестокости дай ум в поводыри;

В молчальнике все от презренья сжалось,

Но вдруг взорвусь от горя — и смотри:

Такая мука может вызвать жалость!

Возьми, прошу, мой здравый смысл взаймы,

Скажи, что любишь. Ведь на смертном ложе

С надеждой на врача взираем мы,

И утешенье правды нам дороже.

Вдруг, обезумев, брошу я укор

И оболгу тебя в словах бездумных;

Так лжив наш мир, что с некоторых пор

Безумцы люди ждут --">