Наум Моисеевич Коржавин - Приобщение

Наум Коржавин
ПРИОБЩЕНИЕ

* * *

И с миром утвердилась связь.

А.Блок

Всё будет, а меня не будет. —

Через неделю, через год…

Меня не берегите, люди,

Как вас никто не бережет.

Как вы, и я не выше тлена.

Я не давать тепла не мог.

Как то сожжённое полено.

Угля сожжённого комок.

И счёты мы сведем едва ли.

Я добывал из жизни свет,

Но эту жизнь мне вы давали,

А ничего дороже нет.

И пусть меня вы задушили

За счастье быть живым всегда,

Но вы и сами ведь не жили,

Не знали счастья никогда.

1957

АРИФМЕТИЧЕСКАЯ БАСНЯ

Чтобы быстрей добраться к светлой цели,

Чтоб все мечты осуществить на деле,

Чтоб сразу стало просто всё, что сложно,

А вовсе невозможное возможно, —

Установило высшее решенье

Идейную таблицу умноженья:

Как памятник — прекрасна. Но для дела

Вся прежняя таблица устарела.

И отвечает нынче очень плохо

Задачам, что поставила эпоха.

Наука объективной быть не может —

В ней классовый подход всего дороже.

Лишь в угнетённом обществе сгодится

Подобная бескрылая таблица.

Высокий орган радостно считает,

Что нам её размаха не хватает,

И чтоб быстрее к цели продвигаться,

Постановляет: «дважды два — шестнадцать!»

…Так все забыли старую таблицу.

Потом пришлось за это поплатиться.

Две жизни жить в тоске и в смертной муке:

Одной — на деле, а другой — в науке,

Одной — обычной, а другой — красивой,

Одной — печальной, а другой — счастливой,

По новым ценам совершая траты,

По старым ставкам получать зарплату.

И вот тогда с такого положенья

Повсюду началось умов броженье,

И в электричках стали материться:

«А всё таблица… Врёт она, таблица!

Что дважды два? Попробуй разобраться!..»

Еретики шептали, что пятнадцать.

Но обходя запреты и барьеры,

«Четырнадцать», — ревели маловеры.

И всё успев понять, обдумать, взвесить,

Объективисты заявляли: «десять».

Но все они движению мешали,

И их за то потом в тюрьму сажали.

А всех печальней было в этом мире

Тому, кто знал, что дважды два — четыре.

Тот вывод люди шутками встречали

И в тюрьмы за него не заключали:

Ведь это было просто не опасно,

И даже глупым это было ясно!

И было так, что эти единицы

Хотели б сами вдруг переучиться.

Но ясный взгляд — не результат науки…

Поймите, если можете, их муки.

Они молчали в сдержанной печали

И только руки к небу воздевали,

Откуда дождь на них порой свергался,

Где Бог — дремал, а дьявол — развлекался.

1957

ОСЕНЬ

Вода в колеях среди тощей травы,

За тучею туча плывёт дождевая.

В зелёном предместье предместья Москвы

С утра моросит. И с утра задувает.

А рядом дорога. И грохот колёс.

Большие заводы. Гудки электрички.

Я здесь задержался.

                  Живу.

                      Но не врос.

Ни дача, ни город,

                Тоска без привычки.

Быть может, во мне не хватает огня,

Я, может, уже недостаточно молод…

Но осень не манит в дорогу меня —

В ней нынче одни только сырость и холод.

И ноги ступают по тусклой траве.

Все краски пропали. Погода такая.

Но изредка солнце скользнёт по листве —

И желтым и красным листва засверкает.

Как знамя, она запылает в огне

Подспудного боя.

               И станет мне ясно,

Что жизнь продолжается где-то вовне,

Всё так же огромна, остра и опасна.

Да! Осени я забываю язык.

Но всё ж временами

                сквозь груз настроенья,

Сливаюсь,

        как прежде сливаться привык,

С её напряжённым и грустным гореньем.

И, может быть, будет еще один год.

Год жизни —

          борьбы с умираньем и скверной.

Пусть будет тоска. Но усталость пройдёт.

Пусть всё будет больно, но всё — достоверно.

Порывы свирепы. Не бойся. --">