Наум Моисеевич Коржавин - Приобщение

Держись.

Здесь всё на учете: и силы, и годы.

Ведь осень всегда беспощадна, как жизнь —

Контрольный налёт первозданной природы.

И в кронах горят желтизна и багрец.

Как отсвет трагедий,

                  доступных не очень…

Для дерева — веха.

                  Для листьев — конец.

А чем для меня ты окажешься, осень?

1957

* * *

Шла вновь назад в свою судьбу плохую.

Решительно. Свирепо. Чуть дыша…

Борясь с тоской и жалобно тоскуя,

Всем, что в ней было, мне принадлежа.

Шла с праздника судьбы в свой дом убогий.

Шла противозаконно в дом не мой.

Хотя моими были даже ноги,

Которые несли её домой.

1958 

ЛЕНИН В ГОРКАХ

Пусть много смог ты, много превозмог

И даже мудрецом меж нами признан.

Но жизнь — есть жизнь. Для жизни ты не бог,

А только проявленье этой жизни.

Не жертвуй светом, добывая свет!

Ведь ты не знаешь, что творишь на деле.

Цель средства не оправдывает… Нет!

У жизни могут быть иные цели.

Иль вовсе нет их. Есть пальба и гром.

Мир и война. Гниенье и горенье.

Извечная борьба добра со злом,

Где нет конца и нет искорененья.

Убить. Тут надо ненависть призвать.

Преодолеть черту. Найти отвагу.

Во имя блага проще убивать!..

Но как нам знать, какая смерть во благо?

У жизни свой, присущий, вечный ход.

И не присуща скорость ей иная.

Коль чересчур толкнуть её вперед,

Она рванёт назад, давя, ломая.

Но человеку душен плен границ,

Его всё время нетерпенье гложет

И перед жизнью он склониться ниц, —

Признать её незыблемость — не может.

Он всё отдать, всё уничтожить рад.

Он мучает других и голодает…

Всё гонится за призраком добра,

Не ведая, что сам он зло рождает.

А мы за ним. Вселенная, держись!

Нам головы не жаль — нам всё по силам.

Но всё проходит. Снова жизнь, как жизнь.

И зло, как зло. И, в общем, всё, как было.

Но тех, кто не жалел себя и нас,

Пытаясь вырваться из плена буден,

В час отрезвленья, в страшный горький час

Вы всё равно не проклинайте, люди…

…В окне широком свет и белый снег.

На ручках кресла зайчики играют…

А в кресле неподвижный человек. —

Молчит. Он знает сам, что умирает.

Над ним любовь и ненависть горит.

Его любой врагом иль другом числит.

А он уже почти не говорит.

Слова ушли. Остались только мысли.

Смерть — демократ. Подводит всем черту.

В ней беспристрастье есть, как в этом снеге.

Ну что ж: он на одну лишь правоту

Из всех возможных в жизни привилегий

Претендовал… А больше ни на что.

Он привилегий и сейчас не просит.

Парк за окном стоит, как лес густой,

И белую порошу ветер носит.

На правоту… Что значит правота?

И есть ли у неё черты земные.

Шумят-гудят за домом провода

И мирно спит, уйдя в себя, Россия.

Ну что ж! Ну что ж! Он сделал всё, что мог,

Устои жизни яростно взрывая…

И всё же не подводится итог. —

Его наверно в жизни — не бывает.

1956

* * *

Роса густа, а роща зелена,

И воздух чист, лишь терпко пахнет хвоя…

Но между ними и тобой — стена.

И ты уже навек за той стеною.

Как будто трудно руку протянуть,

Всё ощутить, проснуться, как от встряски…

Но это зря — распалась жизни суть,

А если так, то чем помогут краски?

Зачем в листве искать разводья жил

И на заре бродить в сыром тумане…

Распалось всё, чем ты дышал и жил,

А эта малость стоит ли вниманья.

И равнодушьем обступает тьма.

Стой! Встрепенись! Забудь о всех потерях,

Ведь эта малость — это жизнь сама,

Её начало и последний берег.

Тут можно стать, весенний воздух пить,

И, как впервые, с лесом повстречаться…

А остального может и не быть,

Всё остальное может здесь начаться.

Так не тверди: не в силах, не могу!

Войди во всё, пойми, что это чудо,

И задержись на этом берегу!..

И, может, ты назад пойдешь отсюда.

1958

ПЕСНЯ, КОТОРОЙ ТЫСЯЧА ЛЕТ