Расул Гамзатович Гамзатов - Колокол Хиросимы

Расул Гамзатов Колокол Хиросимы

1

«Камень, срывающийся со скалы,

Где ляжешь ты через мгновенье?»

«В подножье горы, где, цвéта золы,

Другие лежат каменья».

«Куда, моя песня, летишь чуть свет

В багровом предутреннем дыме?»

«К подножью холма Незабытых Бед!»

«Где же такой?»

«В Хиросиме!»

«Песня моя, в чужеземную даль,

Может, летишь ты без нужды?»

«Нет, не чужда мне чужая печаль,

Муки чужие не чужды!»

«Песня,

           на свете так много утрат,

И мертвые невоскресимы.

Что будешь ты делать?»

«Бить стану набат

В колокол Хиросимы!»

Пусть на столбе он гудит что есть сил,

Прикованный цепью опорной,

Об аде,

           который не выдуман был,

А явью был рукотворной.

Бью в колокол этот каждой строкой,

О том поведать желая,

Как вдруг испарившеюся рекой

Обернулась река живая.

Плакальщиц мира родная сестра,

Где в камень впечатались тени,

Встала обуглившаяся гора

Пред городом на колени.

Молю услыхать колокольный зов

Пламенем заживо стертых.

Жаль, что господь не доверил мне слов,

Что воскрешают из мертвых.

Я заклинаю:

                  набатно гуди

Сквозь версты, и лета, и зимы

У человечества в каждой груди,

Колокол Хиросимы!

И Тихий заставь грохотать океан,

И, все озаботив режимы,

Решительно властвуй над памятью стран,

Колокол Хиросимы!

Восстаньте, исчезнувшие в огне.

Пусть кровь заклокочет в аортах.

Колокол бьет, и кажется мне —

Вы восстаете из мертвых.

Мнете траву на зеленых лугах,

Не тени, а смертные люди.

Вновь пламя разводите в очагах

И поклоняетесь Будде.

Висят, как игрушечные, сады.

У садовников лет в запасе

Не меньше, чем палочек для еды,

Зовутся которые «хаси».

Не ломом железным — гулкой строкой

Бью в колокол воспоминаний.

Воскреснув на улице городской,

Влюбленные ждут свиданий.

Стучат очарованные сердца,

Как прежде,

                  как прежде,

                                    как прежде.

И прозревают глаза у слепца,

Отчаявшегося в надежде.

Вижу: восстал из могильных пластов,

Исполненный многообразья,

Сонм человеческий всех возрастов,

Исчезнувший в одночасье.

Люди,

         обличье у них не одно, —

И лик торжествует над маской.

Смотрит на девушку в кимоно

Парень с набедренною повязкой.

С губ его сходит молчанья печать

И — вырывается слово.

Стрелки часов заходили опять

Велением вещего зова.

Стою в кругу воскрешенного люда,

Вверху — облака-пилигримы.

«Люди, скажите, кто вы?

Откуда?»

«Мы люди из Хиросимы!»

Плачу, но слезы не застят мне глаз,

Сердце — открытая рана.

«Кто вы?»

И вдруг мне послышался глас:

«Мы люди из Дагестана!»

Страны, задумайтесь!

Не для легенд

Бьет колокол где-то близко.

«Кто вы?»

«Мы люди из графства Кент!»

«Кто вы?»

«Мы люди из Сан-Франциско!»

Насторожитесь! Колокол бьет.

И видеть повсюду должны мы

Журавлика, выпущенного в полет

Девочкою Хиросимы.

Бумажный журавлик, в небе плыви!

Взрыв атомный не убывает.

Смерть — белогвардейка:

                                      она в крови

Шарики красные убивает.

Слабенькой ручкой отправленный в путь,

Журавлик,

               ведь люди спасимы!

Сегодня моим Вергилием будь,

Девочка из Хиросимы.

2

Земной верстою и морскою милей

Печали не измерить все равно.

Веди меня, мой маленький Вергилий,

И посетим живых мы заодно.

Вот госпиталь,

                     где врач у изголовья

Ровесницы твоей встречает ночь.

Угасшая сама от белокровья,

Вздыхаешь ты:

                     «Ей нелегко помочь».

Куда деваться от жестоких --">