Георгий Аркадьевич Шенгели - Собрание стихотворений

сменяя благолепье.

И горели черные свечи,

Из смолы отлитые смрадной,

И посередине на аналое

Глиняная глиматра стояла,

И в нее был налит красный уксус,

И в него лопатками кидали

Комья извести негашеной,

И шипела, подобно василискам,

Эта известь и адским зловоньем,

Белым дымом адским курилась.

А кругом ходили иереи,

С ноги на ногу култыхая,

Воспевали канон Иуды!

Это — проклинал император

Всех своих недругов тайных,

Заживо хоронил их в могиле,

Рай у них при жизни отнимая!

Страшно! Ой, как страшно это дело!

Говорят, что через девять суток

Все его злодеи распухнут,

Распадаться на части будут,

Что над их домами кружиться

Будут мыши летучие и враны,

А ночами в их спальни красться

Кошки будут, живущие на свалках,

А умрут они — их душам вовеки

Выть от боли во тьме кромешной!

Две недели глаз не смыкал я,

Две недели ощупывал я тело,

Две недели высматривал я вранов

И вслушивался: не крадутся ли кошки?

Ну и вижу: здоров я, как прежде,

Тело чисто и нигде не пухнет,

Кошек нету настолько, что мыши

На столе моем молитвенник съели!

Значит, волхованье базилевса

Против недругов его — бессильно;

Значит, сам он Богу неугоден;

Значит, будет доброе дело,

Если кто-нибудь престол очистит

От убийцы этого и труса!

XI

Ах, какою синевой прекрасной

Мармара веет на столицу!

Утром золотыми пеленами

Солнце устилает мостовую,

И София кажется воздушной, —

Легче миндального печенья.

На закате Олимп Азийский

Облачком золотым ликует;

По ночам весенние созвездья

Дразнят море золотистым пухом.

Но не радуется народ ромэйский

Светлым дням и теплому ветру;

Люди ходят пасмурны и хмуры,

Клонят лица, смотрят исподлобья;

Доброго слова не услышишь

Радостной улыбки не увидишь,

И на ипподроме то и дело

Закипают яростные драки.

А в церквах не продохнуть от люда:

Служат непрерывные молебны,

Помощи ожидают от Бога,

Ожидают защиты и заступы:

Скоро-скоро поплывут галеры

Завоевывать Сирийский берег,

Скоро-скоро по горам Армейским

Закарабкаются стратиоты;

Поживятся морские рыбы,

Отъедятся горные грифы, —

Позаботился о них император;

Зарыдают сироты и вдовы, —

Императору какое дело?

Лишь клубился бы его лабарум

На чужих, на отнятых землях!

А сегодня взбудоражен город:

На базаре шепчутся, не торгуют;

В арсенале все молотобойцы

Побросали свои кувалды

И толпятся у остывших горнов;

В банях банщиков не дозовешься;

Мечутся наемные носилки;

Обливаясь потом, скороходы

Бегают по виллам и киоскам;

Из святой обители Студита

Во святые скити Диомида

Эстафеты перелетают;

У дворца удвоена стража,

Но туда, что ни час, все новых

Приводят египтян и халдеев

И каких-то евреек и цыганок.

Слух идет, что базилевсу худо,

Что на меч он как-то напоролся,

Что его ужалила гадюка,

Что ему на голову надели

В бане шайку с кипятком кипучим,

Что по изволению Господню

Он причастием подавился,

Что его жабьей желчью окормили,

Что ему дали выпить крови

Двухголового урода-ребенка,

И от этого, черту на потеху,

Забеременел он, точно баба,

А родить ему, бедняге, нечем,

Так что будет кесарево сеченье.

И уже клонился день к закату,

Как пошли глашатаи по столице

Возвещать, что святейший император

От жестокой колики скончался

И что по его указанью,

Утвержденный синклитом ромэйским

И благословенный патриархом,

Будет муж, благочестием известный,

Подвизавшийся при храме Студита,

Некий македонянин Василий,

Что всего превыше почитает

Мир всеобщий, внутренний и внешний.

XII

Вот и лег ты, мой старый товарищ,

Лег навеки в смертную постелю!

Золотая на тебе диадима,

А --">