Алексей Владимирович Эйснер - Роман с Европой. Избранные стихи и проза

Алексей Эйснер (1905–1984). Роман с Европой. Избранные стихи и проза

СТИХОТВОРЕНИЯ

ШИММИ

Под мотив дразнящий, знойный,

Как приход весны,

Люди пляшут беспокойный

Танец сатаны.

В наглой близости объятий

Мечется толпа.

Гордо топчет цепь понятий

Узкая стопа.

Гибнут в дикой пляске зверя

Души и сердца,

Гибнут, в светлое не веря,

Гибнут без конца.

И плывет за парой пара

И за тенью тень…

И в окно сквозь мглу угара

Смотрит новый день.

Скрипки плачут и хохочут,

Ноют и визжат,

Но никто понять не хочет,

Что они кричат.

И под их укор неясный,

Грешного полны,

Люди пляшут танец страшный,

Танец сатаны.

Сараево, декабрь 1923 г.

«Близок к миру час заката…»

Близок к миру час заката.

Дышит мраком ночь.

Но Любви, в веках распятой,

Злу не превозмочь.

Пусть Ее сейчас забыли,

Ликом пустоты

Пусть в безумьи заменили

Чистые черты,

Пусть бессмысленным расчетом

Губят красоту —

В тяжкий миг придут к оплоту,

К строгому кресту.

Лишь бы ты, моя Россия,

Божия страна,

Поняла, зачем в лихие

Руки отдана.

Поняла, зачем заклята

В смертной суете,

И сказала б в час заката

Правду о Христе.

Сараево, сентябрь 1924 года

«Стихает день, к закату уходящий…»

Стихает день, к закату уходящий.

Алеют поле, лес и облака.

По вечерам и горестней, и слаще

Воспоминаний смутная тоска.

Вот так же хлеб стоял тогда в июле,

Но — кто глухую боль души поймет? —

Тогда певучие свистели пули

И такал недалекий пулемет.

И так же теплый ветер плакал в роще

И тучи низкие бежали до утра,

Но как тогда и радостней, и проще

Казалась смерть под громкое «ура».

И как под грохот нашей батареи,

Ложась на мокрую и грязную шинель,

Спокойней засыпал я и скорее,

Чем вот теперь, когда ложусь в постель.

Как было легче перед сном молиться

И, прошептав усталое «аминь»,

Увидеть в снах заплаканные лица

И косы чеховских унылых героинь.

А на заре почистить голенище

Пучком травы — и снова в строй. Теперь

Моей душе потерянной и нищей

Приятно вспомнить гул приклада в дверь,

Когда, стучась в покинутую хату,

Чтоб отдохнуть и выпить молока,

Ругают громко белые солдаты

Сбежавшего с семьею мужика.

Ах, не вернуть. Ах, не дождаться, видно.

Весь мир теперь — нетопленый вагон.

Ведь и любить теперь, пожалуй, стыдно,

Да как и целоваться без погон!

Ничей платок не повяжу на руку.

И лишь в стихах печальных повторю

Любви к единственной немую муку

И перед боем ветер и зарю.

Прага, 1926. «Годы». 1926. № 4.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Чужое небо будет так же ясно,

Когда, себе и мертвым изменив,

Я вдруг пойму, что жил вдали напрасно

От лубочно-прекрасных сел и нив.

И я решу торжественно и просто,

Что мне один остался путь — назад,

Туда, где слышно в тишине погоста

Мычанье возвращающихся стад.

И, бредовой надеждой возрожденный,

Я в день отъезда напишу стихи

О том, что красный Бонапарт — Буденный —

Любимый сын и шашки, и сохи.

А из окна вагона утром рано

Смотря на уходящие поля,

Скажу сквозь волны мягкие тумана:

Прощай, чужая скучная земля!

И замелькают мимо дни и ночи,

Как за окном местечки и леса,

И вот уже я в трюме между бочек,

А ветер плещет солью --">