Антониу Перейра Нобре - Стихи

Но где другие — где друзья?

Укрыл давно их сумрак синий…

Ближайшие, те трое, те…

Погибли или на чужбине,

Следы их скрыты в темноте.

Коль Бог настроен благодушно,

Прошу о мертвых, и во сне

Они, печально и послушно,

С кладбищ своих идут ко мне.

Гостей из этой дали дальней

Встречаю, обращаясь в слух,

Беседуем мы с ними в спальне,

Пока не закричит петух.

Другие странствуют по свету,

Пять океанов, миль не счесть…

Сто лет от вас ни строчки нету!

И живы ли еще? Бог весть…

Сиротство так сродни покою,

Живу, печалью осиян.

Друзья, что навсегда со мною,

Вы — осень, трубка, океан!

Когда застынет кровь в ознобе

И я закончу путь земной

В украшенном, добротном гробе,

Подруга трубка, будь со мной!

Сиделка, ты меня устроишь,

Обрядишь и проводишь в путь,

И коль глаза мне не закроешь,

Не страшно! Только не забудь:

Пускай моя подруга трубка

Лежит со мною, в головах.

Набей ее полней, голубка,

Табак «Голд флай» — я им пропах…

Дружок, ну как отель «Могила»?

Комфорт неважный в номерах?

С тобой и здесь устроюсь мило,

Забуду, что теперь я прах…

Коимбра, 1889

Красная лихорадка

Ах, розы винные! Откройтесь мне до донца!

Целую вашу грудь, о, как она сладка!

Хмелею все сильней: я пью настой из солнца —

О, этот терпкий вкус последнего глотка!

Цветки кровавых роз, откройте грудь смелее,

И запаха волна долины наводнит:

Офелий лунный лик, в речной струе белея,

В том запахе живет, поет, влечет, манит…

Камелии, чуть-чуть вы губы отворите:

Луне, одной луне, — томленье ваших чаш!

Мне, наперстянки, яд пунцовый подарите,

Тюльпаны, дайте мне багряный гений ваш…

Ах, маки, я сражен, и вы — мой сон бредовый,

И я пчелой вопьюсь в безумно-красный рот.

Мой улей я создам, о, это дом медовый:

Жестокой жажды жар… пунцовый сумрак сот…

Вы, астры, щеки мне раскрасьте в цвет коралла,

Чтоб кровью молоко и оникс лалом стал.

Так после боя всё в крови густой и алой,

Снаряды и сердца: кровоточит металл…

Я страстоцвет молю, молю средь тьмы хулящей:

Раскрой же лепестков истерзанную плоть,

Ты, ярость цвета, ввысь извергни огнь палящий!

О, красный хохот язв и мук твоих, Господь…

Цветы раскалены — дымящие вулканы!

О, лавою своей натрите вы меня!

Во мне звучит оркестр из ваших гимнов тканый,

О, дайте силы мне! О, дайте мне огня!

О, дайте крови мне: пусть кровоток цветочный

В моих сосудах жизнь блаженно разольет!

В них крови нет своей, они бесцветны, точно

Печаль в них обжилась, на всем ее налет…

Не скрыть больной души, но есть одна отрада.

Цветы! Как встречу вас, скачу, повеселев!

И кровь тогда бурлит подобьем водопада,

И вою, и реву, томимый жаждой лев!

Врезаюсь в небосвод, где звездная дорога,

Где Бесконечность льет кипящим серебром,

И завершу полет у стоп пресветлых Бога

Из катапульты ввысь заброшенным ядром.

Люблю я красный цвет! Пусть гостия заката

Рассеет скуку мне, сожжет печаль дотла…

Но в миг, когда душа беспамятством крылата,

Шарлотта, мой цветок! Она бела, бела…

Леса-да-Палмейра, 1886

Мальчик и юноша

Жасмина ветвь, навек — душиста и бела,

Осталась в прошлом, там, в немеркнущей долине.

Вы, над моей судьбой простершие крыла,

Голубки детства, где я отыщу вас ныне?

Я думал: вечен день, не одолеет мгла

Слоновой кости блеск от башни в ясной сини.

Фантазия моя в той башне берегла

Плененный лунный блик и все мои святыни.

Но птицы детства прочь умчались от земли,

Растаяли вдали, как золотые склоны,

И лунные лучи из башни утекли…

Напрасно я кричу голубкам белым вслед,

Летят ко мне назад на крыльях ветра стоны:

Их больше нет, сеньор! Голубок больше нет!

Леса-да-Палмейра, --">