Антонин Петрович Ладинский - Роза и чума

Ант. Ладинский Роза и чума

ПЯТАЯ КНИГА СТИХОВ

«Когда средь бури сравниваю я…»

Когда средь бури сравниваю я

Свою победу с пушкинскою славой,

Мне кажется ничтожной жизнь моя,

А сочинение стихов забавой.

Зима? Воспета русская зима.

Кавказ? Воспето гор прекрасных зданье,

И в тех стихах, где «розы и чума»,

Мы как бы слышим вечности дыханье.

Горам подобна высота стола,

И утешеньем служит за торами,

Что ты слезу с волненьем пролила

И над моими темными стихами.

1946

«Свой дом ты предпочла тому…»

Свой дом ты предпочла тому,

Кто новый мир открыл,

Ты выбрала себе тюрьму

В краю приморских вилл.

Но в этом доме (моря гладь

И очень много роз)

Чего-то будет нехватать,

Каких-то бурь и слез.

О, льется времени вода,

А нам забвенья нет!

Ты не забудешь никогда

О том, что был поэт!

О, как шумел над головой

Печальный ветер скал,

Когда он говорил с тобой

И руки целовал!

Порой, в невероятных снах,

Где все наоборот,

Услышишь ты как в облаках

Прекрасный голос тот.

Проснешься ты как бы от гроз,

И будет в тишине

Подушка мокрая от слез,

Что пролиты во сне.

1939

«Как две планеты…»

Как две планеты —

Два огромных мира:

Душа с душою

Встретились, коснулись

Как путники среди пустынь Памира

И вновь расстались, разошлись,

Проснулись.

Но мы успели рассмотреть в волненьи

Все кратеры, все горы и долины,

Песок тех рек и странные растенья

На берегах из розоватой глины.

И, может быть… Как в тихом лунном храме

И в климате насыщенном пареньем,

Заплаканными женскими глазами

И на меня смотрели там с волненьем?

И удивлялись, может быть, причине

Такой зимы, тому, что — снег, что хвоя,

Что мы в мехах, фуфайках и в овчине,

Что небо над землею голубое.

1939

НАЕЗДНИЦА

Ты птицею в тенетах трепетала,

Всего боялась — улиц, замков, скал.

Пред зеркалом прическу поправляла,

Как собираясь на придворный бал.

Ждала тебя как в книге с позолотой,

Как в сказке, — хижина и звук рогов,

Волненья упоительной охоты

И шум метафорических дубов.

Как ножницами вырезаны листья

Деревьев, что торжественно шумят,

Как римские таблички для писанья

Покрыты воском, как латынь звенят…

Наездницей летела ты в дубравы,

Шумели бурно книжные дубы,

И, может быть, сиянье милой славы

Уже касалось и твоей судьбы.

1940

«Все гибнет в холоде зиянья…»

Все гибнет в холоде зиянья:

Корабль в морях, цветок в руке,

Все эти каменные зданья,

Построенные на песке.

Все хижины и небоскребы,

Нью-Йорк и дом, где жил поэт.

Подвалов черные утробы

Останутся как страшный след.

Но, может быть, в литературе

Хоть несколько моих листков

Случайно уцелеют в буре,

В которой слышен шум дубов.

И женщины прочтут с волненьем

Стихи о том, как мы с тобой

С ума сходили в упоеньи —

В бреду, в постели голубой.

1941

«Ты жила…»

Ты жила,

Ты любила,

Ты мирно дышала,

Но над этим физическим счастьем

Гроза

Как милльоны орлов

Возникала,

И катилась

В пространствах вселенной

Слеза.

В той стране

Возвышались прекрасные горы, —

Там, куда я тебя

Сквозь бессонницу звал.

Мне казалось,

Что это органные хоры,

А тебе снились платья

И кукольный бал.

В той стране

На ветру раздувались рубашки.

Клокотали вулканы

И билась душа.

Ты спокойно доставила

Чайные чашки

И пшеничный нарезала хлеб неспеша.

Я тебе говорил:

— О, взгляни на высоты!

О, подумай,

Какая нас буря --">