Антология - Советская поэзия. Том второй

Лес подо Ржевом. Снег подо Ржевом.

Сорок второй с его болью и гневом.

Жизни и смерти яростный спор.

Сорок сапог износил я с тех пор.

Лес подо Ржевом в завьюженной бурке.

Тусклого неба пустынная ширь.

Греется мир у железной печурки,

В землю зарылся бессолнечный мир.

Черного-черного снега незрячесть:

Смерть перерыла сугробы…

Во мгле,

За вековыми стволами не прячась,

Не припадая к промерзлой земле,

В шлемах беленых, в овчине шершавой,

С передовой, из огня, издали —

Поступью твердой, весомой, державной,

Сомкнутым строем солдаты прошли.

И еще пели вдобавок…

Глубоко

Снег приминая, до самой земли,

Как боевые апостолы Блока,

Сомкнутым строем солдаты прошли.

И еще пели…

За облачной свалкой

Пламя погасло. Надвинулась ночь.

Даже и смерть показалась мне жалкой:

Видит и слышит, а взять их — невмочь!

Лес подо Ржевом. Снег подо Ржевом.

Сорок второй с его славой и гневом.

Жизни и смерти яростный спор.

Сорок сапог износил я с тех пор…

«Вся синь весны вошла в глаза мои…» Перевод Р. Морана

Вся синь весны вошла в глаза мои,

Но что в них вспыхнет вечером прозрачным?

Ты ждешь, я знаю, спутника Земли

Под номером каким-нибудь двузначным.

К расчисленному чуду я привык,

И мне теперь мерещится другое:

А вдруг красавец конь проскачет вмиг

И прозвенит бубенчик под дугою?!

«Сумерки, Волга…» Перевод Р. Морана

Сумерки, Волга…

И чудится мне:

Кто-то раскачивается на волне.

Нет, это пни тополей, осокорей,

Спиленных нами когда-то на дне

Будущего рукотворного моря.

Будто форсирует вплавь эскадрон

Темную реку порою тревожной…

И стороною опасной район

Наш теплоход обошел осторожно.

Это ведь я их рубил и губил,

И погребла их зеленая толща.

Сумерки, Волга.

А к нам из глубин

Богатыри поднимаются молча…

Первый холм Перевод Р. Морана

Первый холм…

Он весной осенен

Над повитыми мглою низами.

Знаешь, где возвышается он?

В нашей старой и славной Казани.

Первый холм…

Он превыше всего.

Когда мир был во власти туманов,

Неоглядным Заволжьем

с него

Молодой любовался Ульянов.

Первый холм…

Не высок и не крут.

Будут круче уступы и склоны.

Но досель еще юношу ждут

Одряхлевшие липы и клены.

Первый холм…

Он весной осенен

Над повитыми мглою низами.

Знаешь, где возвышается он?

В нашей старой и славной Казани.

ТАТУЛ ГУРЯН (1912–1942) Переводы В. Баласана

С армянского

^{6}

Клятва

Над морем навстречу заре

колышется голубизна —

Венец голубых морей…

Незримые узы, страна,

навек породнили и нас,

И песни мои о тебе

написаны кровью моей.

И если когда-нибудь я

дышать перестану тобой,

Сойду на кривую тропу

иль сделаюсь в тягость тебе, —

То ты меня в землю втопчи

своею железной стопой,

И пусть раздается всегда

твой твердый и праведный бег.

«Хохочет ли ветер, вздымая песок…»

Хохочет ли ветер, вздымая песок,

Луна ли струит померанцевый сок, —

Здесь смерть и бессмертье — приветствую их!

И славлю, покамест мой голос не стих,

Того, кто и смертью бессмертья достиг.

1942

МИРВАРИД ДИЛЬБАЗИ (Род. в 1912 г.)

С азербайджанского

^{7}

О чем говорят камни Перевод А. Кронгауза

Старых скал узнала лики,

Чуть приехала домой.

Если камни безъязыки,

Как же говорят со мной?

Бередят,

Тревожат душу

И забыться не дают,

Говорит один:

— Послушай… —

Говорит другой:

— Послушай,

Хоть бы несколько минут…

— «Колыбельную» --">