Ээва Килпи - Стихи

старухой.

«Да что же такое во мне проклюнулось…»

Да что же такое во мне проклюнулось

                                           от одиночества?

Дух командирский.

Сегодня утром я приказала хлебу:

«Смотри, не смей плесневеть!»

Вчера на печку прикрикнула: «Не вздумай дымить!»

А когда иду за вином, объявляю:

«Прочь, гадюки, хозяйка в погреб спускается!»

В субботу, в сауне, нагрубила знакомой жабе:

«Кто велел совать свои скользкие лапы мне под

                                                   босые ноги!»

Человек — мера всех вещей?

Не может быть.

Не должно так быть.

«Я заварила чаю, запаслась бутербродами…»

Я заварила чаю, запаслась бутербродами,

устроилась перед телевизором и подумала:

                                                   «Наконец-то».

А там шла передача про голодающих эфиопов —

кожа да кости, глаза огромные. Живые еще,

но покрытые мухами; ребятишки, умершие

с немым вопросом в застывшем взгляде.

Вот врач поднял чью-то бессильно повисшую руку,

оттянул кожу на ребрах, сказал: «Этот уже не жилец».

И добавил: «Таких не берут в больницу,

придется ему умирать на улице».

«Что же за голос такой будит меня по ночам?..»

— Что же за голос такой будит меня по ночам?

— Это все биология,

она предъявляет свои права.

Лучше всего ее слышно ночью,

когда социологи спят.

«Папа, вчера шел дождь…»

Папа, вчера шел дождь

и сегодня тоже, вот только кончился.

Но вообще-то тепло.

Наверное, будет грибная осень.

Папа, скоро начнутся вечерние новости,

и сауна протопилась.

Папа, приснись мне опять.

Я подам тебе хлеба, сыра,

и ягод,

принесу родниковой воды.

Папа, позволь мне еще что-нибудь сделать.

Так странно совсем ничего не чувствовать.

«Не надо думать, что жизнь коротка…»

Не надо думать, что жизнь коротка.

Подумай лучше: «Какой замечательный опыт».

Ведь самое важное — не продолжительность жизни,

а то, что ее вообще удалось прожить.

Что уж за эти годы происходило, дело второе.

Важно, что ты увидел начало ее и конец,

не сознавая толком, что происходит,

и что между началом и концом ты был,

ты что-то делал, опять же не понимая что.

А ведь до и после есть только небытие,

и жизнь, эта малость, просто его оттеняет.

Иногда небытие вскрывается, приходит в сознание.

От этого явления не надо ждать бесконечности.

Но ведь можно его испытать,

но ведь можно его прочесть,

ведь можно пропеть его и написать,

ведь можно нарисовать его и сыграть,

ведь можно его станцевать и заснять,

ведь можно изобразить его, выплакать,

прохохотать, осмеять, отлюбить,

а ведь это было так больно,

а ведь это так раздражало и злило,

и при мысли о расставании с этим так страшно,

так сиротливо и неприютно

и такая тоска.

«Лес — это радость…»

Лес — это радость.

Поэтому, дети, я оставляю вам утесы

и леса вокруг них.

С утесов видно Карелию,

и, глядя вдаль, за верхушки елей,

можно представить себе мамино детство

                  и детство ее родителей,

можно представить себе

                  даже детство ваших внучат.

Это дозволено,

               это разрешено,

                                 это возможно.

«Не насытится око зрением»,

а если насытится,

                        значит, так надо.

Там лесные угодья вашего деда,

                          берега вашей мамы

                                  и прибрежные тропки,

луга, где она пасла коров,

и родник, в котором сосед зарыл бутылки с соком,

и они переждали там всю Зимнюю войну,

и короткую мирную передышку, и вторую войну.

И когда он спустя три года,

                            летом сорок второго,

--">