Иосиф Александрович Бродский - Сочинения Иосифа Бродского. Том II

яви!

9

Боже зимних небес, Отче звезды над полем,

Отче лесных дорог, снежных холмов владыка,

Боже, услышь мольбу: дай мне взлететь над горем

выше моей любви, выше стенанья, крика.

Дай ее разбудить! Нет, уж не речью страстной!

Нет, не правдой святой, с правдою чувств совместной!

Дай ее разбудить песней такой же ясной,

как небеса твои, — ясной, как свод небесный!

10

Отче зимних равнин, мне — за подвиг мой грешный —

сумрачный голос мой сделавший глуше, Боже,

Отче, дай мне поднять очи от тьмы кромешной!

Боже, услышь меня, давший мне душу Боже!

Дай ее разбудить, светом прильнуть к завесам

всех семи покрывал, светом сквозь них пробиться!

Дай над безумьем взмыть, дай мне взлететь над лесом,

песню свою пропеть и в темноту спуститься.

11

В разных земных устах дай же звучать ей долго.

То как любовный плач, то как напев житейский.

Дай мне от духа, Бог, чтобы она не смолкла

прежде, чем в слух любви хлынет поток летейский.

Дай мне пройти твой мир подле прекрасной жизни,

пусть не моей — чужой. Дай вослед посмотреть им.

Дай мне на землю пасть в милой моей отчизне,

лжи и любви воздав общим числом — бессмертьем!

12

Этой силы прошу в небе твоем пресветлом.

Небу нету конца. Но и любви конца нет.

Пусть все то, что тогда было таким несметным:

ложь ее и любовь — пусть все бессмертным станет!

Ибо ее душа — только мой крик утихнет —

тело оставит вмиг — песня звучит все глуше.

Пусть же за смертью плоть душу свою настигнет:

я обессмерчу плоть — ты обессмертил душу!

13

Пусть же, жизнь обогнав, с нежностью песня тронет

смертный ее порог — с лаской, но столь же мнимо,

и как ласточка лист, сорванный лист обгонит

и помчится во тьму, ветром ночным гонима.

Нет, листва, не проси даже у птиц предательств!

Песня, как ни звонка, глуше, чем крик от горя.

Пусть она, как река, этот «листок» подхватит

и понесет с собой, дальше от смерти, в море.

14

Что ж мы смертью зовем. То, чему нет возврата!

Это бессилье душ — нужен ли лучший признак!

Целой жизни во тьму бегство, уход, утрата...

Нет, еще нет могил! Но уж бушует призрак!

Что уж дальше! Смерть! Лучшим смертям на зависть!

Всем сиротствам урок: горе одно, без отчеств.

Больше смерти: в руке вместо запястья — запись.

Памятник нам двоим, жизни ушедшей — почесть!

15

Отче, прости сей стон. Это все рана. Боль же

не заглушить ничем. Дух не властен над нею.

Боже, чем больше мир, тем и страданье больше,

дольше — изгнанье, вдох — глубже! о нет — больнее!

Жизнь, словно крик ворон, бьющий крылом окрестность,

поиск скрывшихся мест в милых сердцах с успехом.

Жизнь — возвращенье слов, для повторенья местность

и на горчайший зов — все же ответ: хоть эхом.

16

Где же искать твои слезы, уста, объятья?

В дом безвестный внесла? В черной земле зарыла?

Как велик этот край? Или не больше платья?

Платьица твоего? Может быть, им прикрыла?

Где они все? Где я? — Здесь я, в снегу, как стебель

горло кверху тяну. Слезы глаза мне застят.

Где они все? В земле? В море? В огне? Не в небе ль?

Корнем в сумрак стучу. Здесь я, в снегу, как заступ.

17

Боже зимних небес, Отче звезды горящей,

словно ее костер в черном ночном просторе!

В сердце бедном моем, словно рассвет на чащу,

горе кричит на страсть, ужас кричит на горе.

Не оставляй меня! Ибо земля — все шире...

Правды своей не прячь! Кто я? — пришел — исчезну.

Не оставляй меня! Странник я в этом мире.

Дай мне в могилу пасть, а не сорваться в бездну.

18

Боже! Что она жжет в этом костре? Не знаю.

Прежде, чем я дойду, может звезда остынуть.

Будто твоя любовь, как и любовь земная,

может уйти во тьму, может меня покинуть.

Отче! Правды не прячь! Сим потрясен разрывом,

разум готов нырнуть в пение правды нервной:

Божья любовь с --">