Исай Авербух - В Ливане на войне

научились

Мы гордо жить?

Зачем, кретины,

Придя к потомкам Авиценны,

Глазища пялим на витрины

И жадно сравниваем цены?

В герои выйдя, мы, засранцы,

И здесь остались говнюками…

Но нас приветствуют ливанцы

И машут радостно руками.

Давиду Áлушу, который на второй день пребывания в Ливане умудрился посетить бейрутскую проститутку

В глаза, забывшие о Боге,

Нацелил я свой гневный взор:

— В тебе, о выродок убогий,

Всему Израилю позор!

Поступок твой постыдно-жуток,

Немыслим, непереносим…

Еврейских наших проституток

Тебе уж мало, сукин сын!

Тебе, преступному еврею,

Да ниспошлет Святой Творец

Чуму, холеру, гонорею

И импотенцию, подлец!

В аду тебе казниться в корчах, —

На весь народ зовешь беду!..

Но Áлуш весело хохочет:

— А проститутки есть в аду?

Баталá^[1] шел ховéш — брахá

Наверно, вовсе не права

Молва армейская; однако

Ее оценки и слова —

Штыки: твердит любой вояка,

Что повара и шофера,

Кладовщики, да и связисты —

Все поголовно фраера,

Бездельники и пустовисты.

Но даже в мирные года,

Когда лишь спим да загораем,

Мы, санитары, никогда

Упрека этого не знаем.

А нынче здесь, вступая в бой,

Каким бы ты ни звался смелым,

Смиренно молится любой

За жизнь свою на свете белом,

За душу грешную и плоть,

Прося Всевышнего не даром:

«О, подари, Святой Господь,

Безделье нашим санитарам!»

Обнажённые мишени

Сей парадокс давно замечен:

В Ливане мы не иностранцы.

Ливан выходит к нам навстречу

Так, словно мы — его ливанцы.

Дивишься этому, как чуду:

Не сон ли тут, не миф, не сцена?

Но так повсюду, так повсюду,

И — привыкаешь постепенно.

Ливан с улыбкою весёлой

Нам руки жмет, зовет под крыши

И угощает пепси-колой,

А норовит ещё — гашишем.

Солдату нашему, как брату, —

Гостеприимство в высшем стиле,

А суку Áлуша по блату

Ливанкой даже угостили.

А вот с приветствием речистым

/Без всяких кукишей в кармане/

Нас навещают фалангисты^[2],

Которым в будущем Ливане

Цвести и здравствовать. Радушно

Благодарят за благородство,

Дают смотреть свое оружье…

Израильского производства:

Мол, террористам, гадам этим,

Мы, как и вы, ломаем кости.

И адреса берут: приедем

Мы, дескать, к вам в Израиль в гости.

И задают вопросов много:

Как, мол, в Израиле житуха,

И говорят, что верят в Бога,

И впрямь, похоже, люди духа…

Но вскоре нам уже обыден

Сей пир, как яблоки и вишни.

Приходит мысль: «А любопытен

Вот этот юркий не излишне?»

Он чем-то словно озабочен.

Всё норовит узнать, к примеру,

Что за шмиру^[3] мы ставим ночью,

И льстит нам явно уж не в меру.

Его лихое поведенье

Нам странным кажется, пожалуй,

И зарождается сомненье:

«А не шпион ли этот малый?»

Полны мы самых человечьих

Порывов — прочь, зубовный скрежет,

Но, если он и впрямь разведчик,

Нас этой ночью перережут.

И надо нам решить скорее,

Как быть с угрозой этой кары…

Пятнадцать ровно нас, евреев —

Врач, шофера и санитары.

И вот, не ведая сомнений,

Мы в спор бросаемся в азарте,

И сразу есть пятнадцать мнений,

И сразу есть пятнадцать партий:

— Чем зря ему в обиду фразу

Скажу, я сам погибну лучше!

— Под стражу взять его! И сразу!

И застрелить на всякий случай!..

Наш спор отчаянно-неистов,

Но опыт трех тысячелетий

В нас усмиряет экстремистов

И выбирает нечто третье:

«Шмиру усилим! — вот решенье:

Мы — не они, мы — человеки…»

Мы — обнажённые мишени,

Неистребимые вовеки!

Третья открытка

Хоть здесь порою убивает

И это все-таки война,

Моя душа не унывает —

Поверь мне, милая жена.

К нетленной истине причастен,

Давно забыв пустую грусть,

Я так на свете этом счастлив,

Что даже смерти не боюсь.

Я здесь живу, с судьбой не споря,

Перед Создателем в долгу,

На удивительного моря

Прекрасно-чистом берегу.

Над головою небо в звездах

Пьянит, волнуя, мысль мою.

А воздух… Боже, что за воздух! —

Такой, наверно, лишь в раю.

Однако есть закон дистанций.

Нужны, как Рае молоко,

Нам голоса родимых станций,

Но здесь от них мы далеко.

Транзистор, словно огорошен,

Несёт один сирийский бред,

И нету музыки хорошей,

И даже шахмат тоже

--">