Константин Аристархович Большаков - Солнце на излете

будут моими

Никогда, но святей всех святынь,

Ведь твое серебристое имя

Пронизало мечты.

И не все ли равно, кому вновь загорятся

Как свеча перед образом дни.

Светлая, под этот шопот святотатца

Ты усни…

И во сне не встретишь ты меня,

Нежная и радостно тиха

Ты, закутанная в звон серебряного имени,

Как в ласкающие вкрадчиво меха.

Январь 1916 г.

«О, королева, вчера…»

О, королева, вчера

Вы, выходя из трамвая,

Подали пятачек оборванцу

И потупили взор…

На голубоосенней вышине

Белый лебедь облако

Над хрустально-четким городом

Плывет, как и над хрустально-четким лесом…

О, королева, вчера, –

Лишь вчера,

А сегодня осень

Исхрусталила сердце,

И в хрустальный бокал его,

Я Вас прошу,

Вы налейте Вашей улыбкой

Тягучого и томного ликёра мечты,

Потому что теперь – осень,

Потому что все – четко-хрустально…

И сквозь рубиновую влагу его

Прорубинит рубиновой паутиной

Лампа на моем столе

И фонарь за окном

Рубиновым глазом…

О, королева, вчера

Вы, выходя из трамвая,

Подали пятачек оборванцу

И потупили взор…

Август 1913 г.

На книге стихов

Ю. А. Эгерту.

Нет здесь не Вам… И бархатный околыш.

Тульи голубоватой желтый кант, и грустный взор,

И тонких пальцев хруст, и хрупкий голос

Фарфоровый, как сон… Костер,

Зажженный из сердец, серебряные елки

Нас обступили, ждут, –

Вчера – . . . . . . дремавший по проселку.

Сегодня – маятник минут.

Чуть розоватыми снегами в дали

Уходит грусть полей.

Вам шепоты печали

Моей.

Все в Вас

От удивленности пробора

До глаз,

Похожих на топаз…

Минут моих минуты слишком скоро

Несутся… А у Вас?

У Вас таких томлений названные сестры

Ткут счастья медленную нить,

Но кто так остро

Мог любить?

«О, темный шелк кудрей…»

О, темный шелк кудрей, о, профиль Антиноя,

И грудь, и шея, вы о, пальцы хрупких рук,

О вас, лишь помня вас, сегодня сердце ноет

Одним предчувствием томяще-сладких мук.

Единственный, как свет, бесценно-милый друг,

Вы, чьи глаза, как день, наполненные зноем

Июльской синевы две чаши сладких мук,

И Вы пройдете в тень, и профиль Антиноя

Забудется, как все, как пальцы хрупких рук.

Май 1915 г.

«Пил безнадежный чай. В окне струился…»

Пил безнадежный чай. В окне струился

Закатной киновари золотой

Поток. А вечер близко наклонился,

Шептался рядом с кем то за стеной.

Свеча померкла Ваших взглядов.

Чертили пальцем Вы – какой узор? –

На скатерти. И ветка винограда

Рубином брызнула далеких гор.

Ах, это слишком тихо, чтоб промолвить,

Чтоб закричать, – здесь счастье, здесь, здесь «ты»!

Звенело нежно серебро безмолвий,

И в узкой вазе вянули цветы.

Ах, это слишком тихо, что-бы близко

Почуять пурпур губ и дрожь руки, –

Над взорномеркнущей свечой без риска

Крылили вы, желаний мотыльки.

Июль 1913 г.

Офелия из облаков

Кн. Н. А. В-ой.

Она течет. И плеск над каждым всплеском,

Как на стекле залитых солнцем окон

Свивается, как радуга, в венок он

В хрустальном воздухе хрустальным блеском.

Она течет. И плеск над каждым всплеском.

Нить дней моих, от Севера до Юга,

От чайных домиков до вод валов,

Несет, как ладонку, тебя, подруга,

    Офелия из облаков.

Как запах букв в евангельской легенде,

Как шелесты развернутых историй, –

Любимые, любившие во взоре

Небрежного, как летний вечер, дэнди.

Как запах букв в евангельской легенде, –

Жемчужных строк осенние гирлянды,

Грусть плещущихся об одном стихов, –

Как в лунной ночи кружево веранды

    Офелия из облаков.

Июль 1914 г. Константинополь.

Молитва последняя

Дней золотых и тяжелых, как мед

Уже собирать становится некому…

Это – время спокойное дальше течет.

Это память не сдержит радостный бег ему,

Это все далеко, это губы не пьют

Дней моих, предвечерние пчелы,

Это в них, в золоченый и светлый приют

Уже не войдешь царицей веселой…

И пришла отойти и, как исповедь, в сердце пустом

Над полями несутся тучи, сшитые из клочий,

Это влагу целебную всех истом

Минуты сносят к последней ночи,

Чтобы --">