Иосиф Александрович Бродский - Избранное

зовы парадных их влекут,

Августовские любовники в красных рубахах

с полуоткрытыми ртами

Мелькают на перекрестках,

исчезают в переулках,

По площадям бегут.

Августовские любовники

В вечернем воздухе чертят

Красно–белые линии рубашек

совьих цветов,

Распахнутые окна между чёрных парадных светят,

И они все идут, все бегут на какой–то зов.

Вот и вечер жизни, вот и вечер идет сквозь город,

Вот он красит деревья , зажигает лампу, лакирует авто,

В узеньких переулках торопливо звенят соборы,

Возвращайся назад, выходи на балкон, накинь пальто.

Видишь, августовские любовники пробегают внизу с цветами

Голубые струи реклам стекают с крыш,

Вот ты смотришь вниз, никогда не меняйся местами

Никогда ни с кем, это ты себе говоришь.

Вот и цветы и квартиры с новой любовью,

С юной плетью, выходящей на новый круг,

Отдавая себя с новым криком и с новой кровью,

Отдавая себя, выпуская цветы из рук.

Новый вечер шумит, никто не вернется, над новой жизнью,

Что никто не пройдет под балконом твоим к тебе

И не станет к тебе, и не станет, не станет ближе

Чем самим к себе, чем к своим цветам, чем к самим себе.

Гладиаторы

Простимся,

До встреч в могиле.

Близится наше время.

Ну что ж!

Мы не победили.

Мы умрем на арене.

Тем лучше:не облысеем

От женщин, от перепоя…

…А небо над Колизеем

Такое же голубое,

Как над родиной нашей,

Которую зря покинули

Ради истин,

А также

Ради богатства римлян.

В прочем,

Нам не обидно,

Разве это обида.

Просто такая,

видно,

Выпала нам планида…

Близится наше время…

Люди уже расселись.

Мы умрем на арене.

Людям хочется зрелищ.

Памяти Феди Добровольского

Мы продолжаем жить.

Мы читаем или пишем стихи.

Мы разглядываем красивых женщин,

Улыбающихся миру с обложки

Иллюстрированных журналов.

Мы обдумываем своих друзей,

Возвращаясь через весь город

В полузамерзшем и дрожащем трамвае:

Мы продолжаем жить.

Иногда мы видим деревья,

Которые

Черными обнаженными руками

Поддерживают бесконечный груз неба,

Или подламываются под грузом неба,

Напоминающего по ночам землю.

Мы видим деревья, лежащие на земле.

Мы продолжаем жить.

Мы, с которыми пил на углу Невского проспекта

Пиво, — Редко вспоминаем тебя.

И когда вспоминаем,

То начинаем жалеть себя,

Свои сутулые спины,

Свое отвратительно работающее сердце,

Начинающее неудобно ерзать в грудной клетке.

Уже после третьего этажа.

И приходит в голову,

Что в один прекрасный день

С ним — с этим сердцем–Приключится какая–нибудь нелепость:

И тогда один из нас

Растянется на восемь тысяч километров

К западу от тебя

На грязном асфальтовом тротуаре,

Выронив свои книжки,

И последнее, что он увидит,

Будут случайные встревоженные лица,

Случайная каменная стена дома

И повисший на проводах клочок неба, — Неба,

Опирающегося на те самые деревья,

Которые мы иногда замечаем…

* * * Л.М

Приходит время сожалений

При полумраке фонарей,

При полумраке озарений

Не узнавать учителей.

Так что–то движется меж нами,

Живет, живет, отговорив,

Зовет любовников своих.

И вся–то жизнь — биенье сердца,

И говор фраз, да плеск вины,

И ночь под лодочкою секса

По слабой речке тишины.

Простимся , позднее творенье

Моих навязчивых щедрот,

Побед унылое паренье,

И утлой нежности полет.

О господи, что движет миром?!

Пока мы слабо говорим,

Что движет образом немилым

И дышит обликом моим.

Затем, что с темного газона

От унизительных утрат

Сметать межвременные зерна

На победительный асфальт.

И все приходит понемногу

И говорит — живи, живи,

Кружи, урчи передо мною

Безумным навыком любви.

Свети на горестный посев,

Фонарь сегодняшней печали,

И пожимай во тьме плечами

И сокрушайся обо всех.

Дмитрию Бобышеву

Пресловутая иголка в не менее достославном стоге,

В городском полумраке, полусвете,

В городском гаме, в плеске и стоне,

Тоненькая песенка смерти.

Верхний свет улиц, верхний свет улиц,

Все рисует нам этот город и эту воду,

И короткий свист у фасадов узких

Вылетающих вверх, вылетающих на --">