Иосиф Александрович Бродский - Избранное

свободу…

Девочка–память бредет по городу,

бренчат на ладони монеты,

Мертвые листья кружатся выпавшими рублями,

Под рекламными щитами узкие самолеты взлетают в небо

Как городские птицы над железными кораблями.

Громадный дождь, дождь широких лиц

льется над мартом,

Как в те дни возвращенья, о которых мы не позабыли.

Теперь ты идешь один, идешь один по асфальту,

И на встречу тебе летят блестящие автомобили.

Вот и жизнь проходит, свет над заливом меркнет,

Шелестя платьем, тарахтя каблуками, многоименна,

И ты остаешься с этим народом, с этим городом.

И с этим веком,

Да, один на один, как ты ни есть ребенок.

Девочка–память бредет по городу, наступает вечер,

Льется дождь, и платочек ее–хоть выжми

на белье столетья,

И безумно свистит этот вечный мотив

по середине жизни.

Книга

«Пришлите мне книгу

со счастливым концом…»

Назым Хикмет

Путешественник, наконец, обретает ночлег.

Честняга блондин расправляется с подлецом.

Крестьянин смотрит на деревья и запирает хлев.

На последней странице книги

Упоминающиеся созвездия капают в тишину,

В закрытые окна, на смеркающиеся ресницы.

…В первой главе деревья

Молча приникли к окну,

И в уснувших больницах больные кричат как птицы

Иногда романы заканчиваются днем.

Ученый открывает окна, закономерность открыв.

Тот путешественник скрывается за холмом,

Остальные герои встречаются в обеденный перерыв.

Экономика стабилизируется,

Социолог отбрасывает сомнения,

У элегантных баров

блестят скромные машины.

Войны окончены.Подрастает поколение,

И каждая женщина может рассчитывать на мужчину.

Блондины излагают разницу

между добром и злом.

Все капитаны отчетливо видят землю.

Глупцы умнеют.

Лгуны перестают лгать.

У подлеца, естественно , ничего не вышло.

…Если в первой главе кто–то продолжает орать,

То в тридцатой это, разумеется же, не слышно.

Сексуальная сдержанность и социальный оптимизм,

Полудетективный сюжет, именуемый — жизнь

…Пришлите мне книгу со счастливым концом!

Июльское интермеццо

Девушки, которых мы обнимали

С которыми мы спали,

Приятели, с которыми мы пили,

Родственники, которые нас кормили и все покупали,

Братья и сестры, которых мы так любили,

Знакомые, случайные соседи этажом выше,

Наши однокашники, наши учителя — да, все вместе,

— Почему я их больше не вижу,

Куда они исчезли?

Приближается осень, какая по счету приближается осень,

Новая осень незнакомо шумит в листьях,

Вот опять передо мною проезжают, проходят ночью,

В белом свете дня — красные неизвестные лица.

Неужели все они мертвы, неужели это правда.

Каждый, который любил меня, обнимал, так смеялся,

Неужели я не услышу издали крик брата,

Неужели они ушли,

А я остался?

Здесь один , между старых и новых улиц,

Прохожу один, никого не встречаю больше,

Мне нельзя входить: чистеньких лестниц узость

И чужие квартиры звенят над моей болью.

Ну, звени, звени, новая жизнь над моим плачем,

К новым, каким по счету, любовям привыкать, потерям,

Незнакомым лицам, чужому шуму и к новым платьям,

Ну, звени, звени, закрывай передо мною двери.

Ну, шуми надо мной своим новым, широким флагом,

Тарахти подо мной, отражая мою тень

Своим камнем твердым,

Светлым камнем своим маячь из мрака,

Оставляя меня, оставляя меня моим мертвым.

Памятник Пушкину

«…И Пушкин падает

в голубоватый колючий снег..»

Багрицкий

…И тишина

И более ни слова.

Да еще усталость.

…Свои стихи

Доканчивая кровью,

Они на землю глухо опускались.

Потом глядели медленно и нежно.

Им было дико, холодно

И странно.

Над ними наклонялись безнадежно

Седые доктора и секунданты.

Над ними звезды, вздрагивая,

Пели.

Над ними останавливались ветры..

…Пустой бульвар,

И памятник поэту.

И пение метели.

И голова опущена устало.

…В такую ночь,

Ворочаться в постели

Приятней, чем стоять

На пъедестале.

Сонет к Глебу Горбовскому

Мы не пьяны, мы, кажется, трезвы.

И, вероятно, вправду мы поэты.

Когда, кропая странные сонеты,

Мы говорим со временем на --">