Виктор Камеристый - Короткая проза для библиотеки

мыслей (возможно, по неумолимому решению Небес), разгорается костер, в котором гибнет все то, на что ушли годы. Глупо? Конечно, глупо, но в этом нет его вины. Так думает Иван, застывший, очарованный огнем.

Он стоит молча, не делая ни малейшего движения, ни единой попытки спасти то, что так дорого его сердцу. Наверное, так было угодно Господу, ведь ничего не происходит без Его позволения. И не вспыхнут глаза интересом, и не будет ночи напролет сидеть за столом, прокручивая в мыслях, переживая яркое действо, в которых был главным действующим лицом. И не оправдается… И не узнает, что не все в этом мире продается и не все дается легко…Иван забыл, что есть простые, сошедшие с Его уст слова: “Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят”. Только зачем все это ему?.. Прости. Не ведал, что сотворил…

       Но… Вздохнул огонь в последний раз, и погас. Листы, подсвеченные еще живым пламенем, спешили показать Ивану то, что исчезало навсегда.

       Иван не знал, что за эти минуты он стал седым…как пепел сожженной только что жизни. Ветер поспешил унести то, что осталось…

       Поднял глаза…

       Он уже дома, в своей комнате, с оживающим медленно, но  старательно цветком. Цветок передумал умирать, благодарно отвечал на уговоры Ивана не оставлять его, Ивана, совсем одиноким на этой равнодушной чужой душе, земле. Нечто, существовавшее рядом, пугая Ивана, превратилось в тень от висевшего на шпингалете окна халата. Понятно и не страшно.

    Иван включает свет, ставит чайник на плиту, смахивает крошки со скатерти, достает из посылочного ящика, стоящего под кроватью…стопку белоснежных листов. Из небольшого школьного пинала, достает ручку. Несколько секунд невидящий взгляд покоится на цветке, у которого потянулись два отросточка, как две детские руки. Исходящее от этих “рук” тепло для души Ивана особенное. Рука, послушная воле не Ивана, наверное, написала название: Воскрешение.

       Этот рассказ о старухе, совершенно одинокой, живущей в покинутом людьми хуторе и был началом возвращения удачи, успеха Воскрешения души, так тянувшейся к Господу…

Не мог Отец этого не заметить!

                       Воскрешение…

                 

         Легко соврать в такие минуты, от которых ты не зависишь. Если верить древней старухе, прожившей долгие, порой нерадостные годы, это- правда. Но ложь ложится тяжестью на душу, и она об этом знает. Возможно, что ее ложь, это- попытка изменить свое существование, а, возможно, это самообман, часто присущий старикам.

 Сейчас, когда все кажется угрюмым, серым и тоскливым, она, сидя у своего покосившегося и вросшего в землю домика, мечтает об одном: чтобы ее кто-то забрал отсюда. А еще лучше… Туда, где виднеется смотрящий в небо холм, до которого ей не дойти. Как не найти конца-края прожитым годам. Серые дни, полные апатии вечера, и она, одна, на заброшенном людьми хуторе.

  Она смотрит на строгий лик Спасителя, думает о неизбежности смерти и того наказания, что последует потом. Потом - это когда она предстанет перед Его очами, и Он спросит ее строго: “Раба ли пришла? Грешница?”

       Когда она была маленькой девочкой, часто смотрела на икону и просила ее: “Дай…Дай мне сладости, дай мне денежку…Дай…”

 Никогда кроме слова “дай”, она не произнесла ничего другого, обращаясь…к Нему. В ее словарном запасе и не было иных слов.

 Но спустя годы, из-за своей неразговорчивости, из-за отношения к людям, из-за старости, устав, она просила Его об одном: “Дай мне умереть…Забери!”

  Смерти Он не дал. Он наказал строго, и, как ей казалось, жестоко: Он заставил ее и дал возможность жить. Она жила убаюканная старостью, прожила долгие годы, пережив всех своих ровесников, но только сейчас, когда ей исполнилось больше ста, взмолилась по-настоящему:

                - Не могу больше жить! Слышишь? Не могу! Забери меня отсюда…или лучше дай умереть. Не могу…

Спустя годы, те же слова.

    …Прислушиваясь к тишине, надеялась услышать хотя бы намек на ответ. Нет ответа! Гулкая, сжимающая сердце, тишина. Разве мог Он сказать что-то, глядя на нее, да впрочем, зная ее лучше, чем она знает себя. Конечно, нет. Определенно в ее просьбе была скрыта ложь: естественное ее состояние, / с которым она

--">