Светлана Васильевна Волкова - Савушка и Валентина

Заклинило.

Соседи качали головами и ехидничали:

— Да, Савелий, видно спустила она на тебя все отпущенные на твой век матюги. И кончилась в ней ругань-то. А поскольку сказать ей нечего, окромя как бранить тебя, то и молчит.

Савушку эти слова больно укололи. Что ж получается: жена способна была только ругать его? Он вспомнил, как давным-давно она говорила ему ласково: «Савушка, барашек мой златокудрый!» Тогда были ещё у Савушки золотые кудри, теперь уж нет. А барашек превратился в барана.

— Валюха, — ласково позвал он. — Ну хочешь, я огород полью? Дрова наколю? А? Ты только это… Не молчи! Гаркни, а то я без рыка твоего хирею!

Валентина не реагировала.

Савушка обошёл посёлок, раздобыл у сердобольных людей чайный гриб, приволок домой, отнял у Валентины швабру, сунул в ей в руки банку. Та равнодушно посмотрела на плескавшееся в мутной водице желтоватое тельце и вернула банку Савушке.

— Ну что ты меня изводишь, людоедка!!! — вскипал Савушка, но придумать, как растормошить Валентину, не мог.

После месяца такого бойкота у Савушки начисто пропал аппетит, а по физиономии разгулялись волдыри. Обвинять Валентину в недуге было бесполезно, хотя и понятно, что виновата она, ведьма.

Когда Савушка вконец извёлся, на глаза ему попался Платон Иванович.

— Вот первопричина всех начал! — поднял палец вверх большой учёный и долго сидел в позе «Мыслителя», обдумывая нелёгкое решение.

Поймать Платона Ивановича удалось не сразу. Отловленный, он затих на руках у хозяина и захрапел совсем по-человечески. Савушка отнёс его на озерцо, сунул мордой в нору, откуда в начале лета его вытащил, и произнёс длинную напутственную речь. После вернулся домой и заявил:

— Слышь, Валюха! Ты хоть и гарпия и кровь мою попила вдоволь, но исполнил я мечту твою. Вернул его взад, откудова взял.

Валентина посмотрела на мужа осмысленно и сурово.

— Ну, Платошу. Платон Ивановича, — пояснил Савушка. — Ты ж хотела. Он же ж немчуру твою студенистую раскокал. Так что квиты мы.

Савушка отвернулся и зашагал по садовой дорожке к сараю. Уже открывая ржавый навесной замок, он услышал гул — да такой, будто низко летел подбитый самолёт.

Обернулся — и обомлел: Валентина сидела на перевёрнутом ведре, качалась из стороны в сторону, обхватив руками голову, и выла. Он мигом подскочил к ней.

— Ииииииии, — издавалось из Валентины. — Иииииииии!

— Что, родненькая? — выдохнул Савушка. — Скажи мне, где болит? Всё сделаю!

— Туууууууут, — тыкала Валентина квадратным кулачищем в грудь, в область сердца.

— Корвалолчику? Принесу сейчас!

— Веееээээ, — она схватила его за ремень штанов. — Веееэээрни Плато-оооошу! Плато-оооошу вееееерни!

Уже у озерца, с трудом выуживая из-под мокрой коряги ожиревшего Платона Ивановича, Савушка подумал, что голос у супруги очень красивый. Мецо-сопрано, как сказали бы учёные собратья. И ещё подумал, что готов на всё, лишь бы слышать его каждый день.

Валентина ждала его у калитки, молча вырвала из рук грязного от песка Платона Ивановича, отряхнула, и, нежно прижав к груди, зашагала на веранду.

«Неужто опять онемела?» — с ужасом подумал Савушка и засеменил следом.

— Душенька! Скажи хоть словечко-то!

Валентина обернулась, выдержала пудовую паузу и тихо молвила:

— Молока в блюдце налей, Савелий! Ещё раз тронешь Платошу, прибью!

И Савушка, охнув, побежал в кухню за молоком, долго гремел там посудой и никогда ещё не чувствовал себя таким счастливым и молодым, как в тот вечер.

За несколько следующих дней всё вернулось в прежнее русло. Савушка снова запирался в туалете, Валентина орала на него, стучала кулаком по двери, он огрызался и, улучив момент, сбегал в сараюшку мастерить молекулу. Но, как он с гордостью заметил, в их отношениях с супругой что-то смягчилось. Била она его уже не так больно и звала теперь не старым пнём, а ласково: пенёчком. И лысым барашком. «Всё в природе циклично» — удовлетворённо думал Савушка, заседая в своём деревянном кабинете.

И был, безусловно, прав.

--">