Татьяна Николаевна Свичкарь - Мед багульника

Татьяна Свичкарь Мед багульника

Сборник

Мед багульника

Глава 1. Девочка с крыльями

Когда-то я считала себя девочкой, у которой растут крылья. В отличие от стройных спинок других детей, на моей возвышался некий холм.

— Мама, что это? — спросила я тысячу лет назад.

— Это как в сказке, — сказала мама, — Бабочка в детстве тоже выглядит, как невзрачная куколка, а потом у нее появляются крылья.

Мама имела в виду душевные качества — красоту и силу — которые можно развить с годами. Но я поняла ее буквально и пришла в восторг.

— И у меня так будет? Я полечу?

Мама закусила губу. Не знаю, как бы я объяснила своей дочери, что у нее от рождения больной позвоночник. У нас с мамой было два варианта: смириться с тем, что дальше будет все хуже, или соглашаться на сложнейшую операцию, во время которой душа моя вполне могла отлететь как бабочка.

Рассказывали — сама я это помню смутно — что, пятилетнюю, меня возили в Москву к профессорам. И операция была не только предложена, но даже назначена ее дата.

Однако накануне того дня, когда меня должны были взять на хирургический стол, девочку из соседней палаты прооперировали неудачно. И сам по себе случай был сложный, и… не знаю, может, звезды так сложились. Все-таки спинной мозг — не аппендицит.

Мама узнала, что соседка моя навсегда останется парализованной. И так перепугалась, что сгребла меня в охапку и унесла из больницы.

— Учись, Майя, жить — какая есть.

Маленькой мне было просто. Сверстники, попялившись денек на мою необычную фигуру, забывали о ней. Тем более, что спина не мешала мне, наравне со всеми прыгать через скакалку, и бросать мяч о стену.

Но подростковый возраст был для меня временем тяжелым. Одноклассники за лето вырастали, осенью приходили неузнаваемыми — высокие, красивые парни и девушки. А я оставалась таким же воробьем — заморышем.

Мама не оставляла все же надежд хоть немного поправить дело. У кого мы только ни побывали: у хирургов и ортопедов, мануалов и колдунов. Кто-то честно говорил: «Я тут бессилен», другие светила называли такие суммы, что мама закусывала губу. В доме нашем было пусто: мама продала все, кроме насущного; семья жила в долгах, как в шелках. Но лучше мне не становилось.

Потом на меня надели корсет из металлических прутьев. Грубый, его нельзя было скрыть под одеждой, что добавляло косых взглядов. И не согнешься, не повернешься в нем толком. А я была ребенком, и жить для меня значило — двигаться. Каким-то чудом, я научилась в корсете бегать, играть в бадминтон, лазить по деревьям, проползать под забором. В награду я получала синяки, но это казалось такой мелочью…

Несколько раз, с огромным трудом, мама доставала путевки в санатории.

— С тобой там будут заниматься именно той физкультурой, которая тебе нужна.

Меня возили в Евпаторию, в Пятигорск… Нерадостными были месяцы, проведенные в здравницах. Начинался отдых с осмотра санаторного врача, и его неизменных слов:

— Нет, тут мы не поможем… Только операция, если кто-то возьмется…

В ответ — мамины слезы, и просьбы «хоть чуть-чуть подлечить девочку»…  Я плелась в очередную казенную палату. Равнодушная ласка медперсонала, физкультурные залы, пропахшие потом — и мое отражение в зеркале — которое к концу лечения ни на йоту не становилось лучше…

А потом известный профессор сказал, что позвоночник у меня больной, потому что так судил Бог. Видимо случай мой показался профессору настолько безнадежным, что он решил свалить все на высшие силы.

Профессор объяснил, что я никогда не смогу выносить ребенка. А если и рожу — то после родов стану инвалидом.

— Майечке лучше не выходить замуж, — сказал он, с грустью глядя на меня.

С тех пор мысль, что замужество — нечто для меня смертельно опасное — не покидала меня.

Но тот же профессор не взял с нас денег и сказал маме: «Не мучайте себя и ребенка. Не смотря на болезнь — у вас прекрасная девочка, у нее все будет хорошо».

Глава 2. Козлы бывают разные

Я стала брать пример с героев, которые преодолевали то, что другим было не под силу, чьи судьбы потом становились легендой.

Нашим соседом по лестничной клетке был старик, прошедший Соловецкий лагерь. Добрейший Александр Леонтьевич, отбывал срок на Соловках как вридло — временно исполняющий должность лошади. Вместе с другими --">