Ана Гратесс Иллюзюон

– Оно ли красит твое бытие, скажи мне? – Сказало пространство.

На этих словах оно показало Стекляшке картинки-образы прошлого, в котором пестрели города из камня и кристаллического присутствия. Как красиво оно блестел-о на звездном свету…

Определенно это красило мое бытие!

– Да! Я столько планетарных систем проплакал_а в поисках этих самых городов, этого чарующего времени. Но все напрасно. Не смог найти!

Крученность изумрудная нежно улыбнулась, приобнимая Стекляшку. А она думала: «Я ли то есть, или просто третье лицо?» Дадим же ей или ему…

– Мне сразу было ясно, в чем загвоздка Параллелограммова ритуала, просто не подала виду. Если бы они узнали, что мне все известно, то они бы меня сразу сбросили в бездну.

– Конечно! Все так и было. – Изумрудная славность была полностью согласна со мной.

Меня это радовало, а еще прибавляло сил.

– Все эти белые камни лиловой планеты, из них были созданы палаты замка-крепости. А там сущи всяческие сновали и золотом пыхали иллюзорные дамы в шляпках. Меня с ними так сказать «скрещивали», чтобы моя сознательная матрица состыковалась с куполом Иллюзюона.

– Со мной шутки хороши всегда! – Весело отвечала изумрудность.

А Стекляшка начала раздумывать над своим положением и почему она оказалась тут и почему хода в «реальность» ей нет. А так ли было на самом деле? Где это пресловутое «на самом деле» находится?

– Удивительна порода ваших натурностей, я вам скажу, милое создание. – Сказал достопочтенный Иллюзюон, преобразовывая спокойное и мерно текущее пространство в волнообразную воронку.

– О чем ты толкуешь, красота? – Спросила Стекляшка, снова потерявшаяся в третьем лице.

– Твоей же сознательной прыткости. Вот о чем!

Эта градация напомнила стёклу о его «подвешенном» положении. Внешние достигли освобождения и рады тому, а центральному лицу, с помощью которого все и стало возможным, досталось бытие в странной формации. Хоть и красивы были переливы изумрудных волнований, но было непонятно что здесь делать, и как долго придется пробыть здесь.

– Ровно столько, сколько потребуется для осознания тобою самое себя.

Красочного вокруг делалось ежесекундно. Внутренние шутки постепенно переходили во внешнее пространство. Иллюзюон непонятно чем рисовал себя перед Стекляшкой.

Был ли он другом, чем-то средним ли был он, либо врагом, мимикрирующим под медитативное существо? Как вообще стало понятно, что вся эта изумрудность – существо, а не безмолвная среда, типа космоса?

Может стёклу кажется, что с ним ведут беседы… А может и нет. Как проверить?

– Нет разницы в сем, прозрачность ты этакая. – Ответила изумрудность.

Вот и думать нечего!

«Во цветке бы оказаться нечаянно. Вот бы пересмотреть все свои подглядывания, да вспомнить какого это чувство – эйфория».

– Все, что угодно вашей разнеженной славности.

У Стекляшки в сознании начали возникать картины ее старых приключений и эти картины имели очень живой вид.

«Я словно вижу настоящее!»

Да, теперь эти образы снова реальны. Оживают да открываются погребенные некогда сундуки.

– Наверно, в настоящем они были живее, чем эти пришедшие. Пускай прозрачность забавляется сколько ей влезет, ибо времени уйма. Времени целые нескончаемые вагоны!

Работа ум и разум строит на двести пятьдесят цепочек вперед. Перед глазами высится большая статуя из обычного серого камня. Внизу этой статуи щебечет стёкл, вылавливая самые сочные кадры из находившейся, в это время в статуе, горстки цыплят.

Стекляшка жадно ловила кадры, как цыплячье стадо поклоняется обожествленному камню, как кланяется серому постаменту ноги клюя.

Абсурдная картинка, но для стёкла эта самая любимая и дорогая сердцу образность. Образ тут в чем? Не в молодых цыплятах тут дело и не в поклонении «мертвому» камню, а в воздушных решетках, которые сознание Стекляшки вылавливают на раз-два. Это ее эротизм. Когда щекочут «нервные окончания» интуитивного разума.

Может быть зыба слишком сложна и непонятна, и пусть. Главное, что прозрачность снова может наблюдать все эти картины.

Иллюзюону нет дела до морали и каких-либо принципов. Сей изумрудности нужно чтобы сознание стеклянного осколка очистилось, а для этого требовалось вновь проиграть самые заряженные эпизоды из жизни.

«Текущего много или мало?» – Спрашивала себя прозрачность и снова окуналась в экстазные картины. Абстракциями иногда пахло --">