Ион Пантелеевич Друцэ , Ион Константинович Чобану - Белая церковь. Мосты

Отца застал у тетушки Анисьи. Он сунул корове в пасть деревянный колышек, и девушки гоняли ее по двору. С влажной морды падали клочья пены.

У края завалинки отец мыл руки и говорил с несколькими парнями.

— Такое дело… Я вам разрешаю, потому что Жуков вошел в Берлин. А так ни за что не разрешил бы.

— Разрешил… И фронт с нами заодно, и сам господь бог.

— Слушай, а ты чей?

— Тудоракэ…

— Смышленый, в отца…

— Вы отца не трогайте.

— Ну, а чем господь вам помогает, хотел бы я знать?

— Первомай совпал с пасхой, дядя Костаке.

— Что ты имеешь в виду?!

— А что?

— Иными словами, вы праздник устраиваете по случаю Первого мая? Не пасхи?

— Ну конечно.

— Придумано хитро… Молодцы! Будь по-вашему, — согласился отец. Можете договариваться с музыкантами.

Я замер от удивления! Как узнал отец, что войска Жукова в Берлине?

Тетушка Анисья торопилась с глиняным кувшином в погреб за вином. Не знала, как отблагодарить отца за помощь.

— Если хотите кормить корову зеленой люцерной, надо накосить заранее… дать ей привять… Или смешивайте с соломой. Скотина не захворает, молока будет вдоволь. А так — мало толку. Не разрешайте ей пастись на люцерне, да еще по росе. Разве так можно, девчата?

— Грехи наши тяжкие! — повторяла тетушка Анисья.

По дороге домой я спросил:

— Откуда ты знаешь, отец?

— Про Берлин?

— Да.

— Вся Кукоара знает!

— Я думал, что несу тебе новость.

— Какая же новость? Большие вести сразу доходят к людям. А весть о Берлине… Ее же поют все телеграфные провода! Поднимаешь трубку — тысяча голосов наперебой. Люди потеряли сон… Вся Кукоара знает.

— Звонили из райкома.

— Да, насчет митинга… С самого рассвета только об этом и разговоров. Что сказать людям? Они и так все знают…

— Про сев не забудь!

— Сев… Разве люди сеют по писаному? Мы, что ли, учить их будем?

У перелазов люди толковали — стояли по-весеннему, с непокрытыми головами. Большую весть крестьянин всегда встречает, сняв шапку.

— Наши в Берлине, Костаке…

— Бог им в помощь! — отозвались голоса.

— Глянь-ка, пожалуйста… Когда вышло это письмо?.. — попросил отца пожилой мужик.

Жена дяди Штефэнаке, съежившись, сидела на завалинке. На коленях лежало сито, полное писем. Раньше она по весне выносила на подворье в этом сите пушистых цыплят. Теперь, как вернулась из эвакуации, целый день дымила махоркой. Не наведывалась к соседям. Никого не хотела видеть. Словно всех винила в смерти Штефэнаке.

Была она совсем неграмотная, двух слов прочесть не могла. Но письма, зачитанные почтальоном, помнила дословно. Писем у нее целый ворох. От четырех сыновей. Трое погибли на фронте. Четвертый ранен, лежит в госпитале в Киеве.

Пишет, что добыл трофей — набор плотницких инструментов. Иные приезжают из Германии с радиоприемниками, часами. «Я же обзавелся рубанками и фуганками. Целый ящик. Еле от земли отрываю. Подлечусь, привезу домой… После нынешней войны плотницкое и столярное ремесло будут в большом почете».

Дедушку Тоадера я привел домой обедать с лужайки, что возле ветряных мельниц. Лежал вместе с бадей Василе Суфлецелу в густой траве, близ ветряка, спаленного молнией. Оба прислушивались к земле. То одним ухом, то другим.

— Я этим проводам ихним… верю, да не особо, беш-майор! А земля не подведет. Слышишь, как гудит и клокочет… У земли свой магнит, коровья образина!

Он искоса взглянул на меня — не засмею?

Видно, не хватало шариков у бади Василе. Человек грамотный, положительный, а прислушивается к стариковским бредням!

— Нет, Берлин, дед Тодерикэ… это Берлин!

За последние две тысячи лет верующие, наверно, столько раз не упоминали Иерусалим, сколько за последние несколько дней жители Кукоары германскую столицу. Она была у всех на устах. Повторяли вместо приветствия:

— Берлин! Берлин! Берлин!..

Чокались крашенками. Обнимались. Мирились те, кто враждовал почти всю жизнь.

— Наши-то справляют пасху в Берлине!

— Думаю, им сегодня выдали по чарке.

— Нужна им теперь водка!

— Станут они теперь терять время на нее!

— Там земля горит…

— Камня на камне не осталось.

— На праздник выдают водку! — настаивает бадя Василе.

--">