Василий Васильевич Каменский - Путь энтузиаста

те годы Прокофьева, конечно, тоже не признавали критики.

Ну, а мы торжественно окрестили Прокофьева сразу гением и никаких разговоров.

Он эту обжигающую искренность чувствовал и разошелся циклоном изо всех потрясающих сил.

Потому нам и не забыть этого знаменательного вечера.

Да, здесь, в «кафе поэтов», умели встретить, поддержать, окрылить всякого, кто желал показать свою работу крепкого современного мастера.

И не только поэты, композиторы, художники, актеры выступали на эстраде кафе, но и сама публика, зашедшая с улицы, принимала энергичное участие в общих оценках того или иного выступления.

Были и такие «эстеты», которые крыли нас за ломовщину футуризма (особенно – Маяковского), за разбойное уничтожение «изящного» искусства, за революционные стихи в сторону большевизма.

Однако, этим «эстетным рыцарям» возражала сама же публика из числа друзей футуризма, доказывая правоту нашей прямой и твердой линии.

Октябрь

Еще накануне первых выстрелов октябрьских событий, я проходил по Скобелевской площади и видел такую картину: против бывшего губернаторского дома стоял большой отряд юнкеров, и на этой же площади против гостиницы «Дрезден», где находился штаб большевиков, стоял отряд солдат в истрепанных шинелях.

В губернаторском доме происходило, очевидно, важное заседание представителей временного правительства.

Вся Москва ожидала выступления большевиков, но обывательское население было спокойно и серьезного значения этим слухам не придавало.

Однако, картина на Скобелевской площади была достаточно убедительным доказательством, что отныне жизнь разделилась на два враждебных лагеря, что вот-вот они повернутся лицом к лицу.

В самый день выступления большевиков, часа в три, я вышел из своей квартиры, с Малой Дмитровки, направляясь на Воздвиженку.

И только прошел мимо пушкинского памятника по Тверскому бульвару, как сзади, затарахтели один за другим большие грузовики, нагруженные рабочими с винтовками наперевес.

Грузовики замедлили ход…

А в это время со стороны Никитской показались другие грузовики – с юнкерами.

И они тоже замедлили ход.

И вдруг грянули выстрелы.

Публика, шедшая по бульвару, в панике бросилась метаться туда-сюда врассыпную.

Выстрелы с грузовиков зачастили.

Толпа разбежалась, бульвар опустел.

Я очутился «меж двух огней» и прижался к каменному дому.

От шальных пуль, попадавших в дом, сыпалась на меня мука штукатурки.

Я был уверен в своем бесславном конце и ждал смерти.

И видел, как с грузовиков белой и красной стороны валились скошенные люди, – тогда их подбирали автомобили «красного креста» или просто раненых складывали на платформы подъезжавших грузовиков.

Перестрелка длилась сплошь и, наконец, со стороны большевиков затрещал пулемет, сразу скосивший передний грузовик с юнкерами.

Рабочие начали двигаться, наступать.

Юнкера отступили к Арбатской площади, где находилось Александровское училище.

Перестрелка стихла.

Я продолжал начатый путь, попал на Большую Никитскую.

По улице, со стороны Кремля, проехал мимо грузовик, переполненный кучей убитых.

Отовсюду неслась несмолкаемая пальба: ружейная пулеметная, пушечная.

На углах стояли вооруженные группы в штатских одеждах и нельзя было понять – за кого они.

Отдельные фигуры, с револьверами в руках, перебегали улицы.

На тротуары сыпались осколки стекол от шальных пуль.

На мостовых валялись шапки.

Холодный ветер гнал по улицам какие-то печатные листки.

Во многих квартирах окна были глухо завешаны шторами, платками.

Ворота заперты.

Через Кисловский переулок я пробрался на Воздвиженку к темноте.

Огни не зажигались.

Стрельба усилилась в районе Газетного переулка и у Никитских ворот.

Вся ночь прошла в громыхающей тревоге, как и следующие дни.

Ждали исхода октябрьского боя.

Дни новой были

С первых же часов, как только едва стихла генеральная стрельба, московское население высыпало на улицы, разглядывая совершившееся.

За эти дни, «которые потрясли мир», переменилось всё; установилась власть Советов.

Теперь на Скобелевской площади уже не было юнкеров у бывшего губернаторского дома, – там стояла толпа рабочих с красными знаменами, и мощно распевала – «Вышли мы все на дорогу».

Громадная филипповская гостиница «Люкс» была занята большевиками.

По улицам спешно проходили отряды вооруженных рабочих, красноармейцев и --">