Владимир Яковлевич Ленский - Несчастные

Ленский Владимир Яковлевич
Несчастные

Владимир Ленский

Несчастные

I.

...Разве я знал, что так будет?.. А хоть бы и знал -- все равно пошел бы на эту муку! Нельзя мне было не пойти. Увидел раз -- и все кончено. Пропал Кирилла!..

Точно вот так и должно было все произойти: сидели барышни и ждали, чтобы пришел Кирилла Трун и пропал из-за них...

Увидел я свой конец -- когда только в первый раз посмотрел на них. И сказал я себе в сердце своем: не для тебя они, Кирилла, не могут они полюбить тебя; и идут они за тебя не оттого, что ты им по душе, а по другой, неведомой: причине; ой, Кирилла, остерегись, ой, Кирилла, уходи подобру-поздорову, пока не поздно!..

Да уж было поздно. Уж я не мог уйти...

И не во мне тут было дело. Что я такое? Мразь, ничего не стоящий человек. Пропаду -- туда мне и дорога!

Их жалко, ах, как жалко мне Любови Ивановны!

А мне что?.. Собачья моя жизнь, одно слово. Только бы вот так -- лечь и вкусить сладостного покоя небытия-с, чего лучше! А, ведь, вот не хочется, видит Бог -- душа не принимает еще смерти. Кажется, и ждать-то уж нечего: Любовь Ивановна слегли, не сегодня завтра помрут, тут и конец. Не полюбили они меня и уже не полюбят, не знал я с ними счастья -- так и не узнаю. Только перед своей смертью пусть же они хоть раз, хоть напоследок, хоть обмолвкой назовут меня "Кирюшей", а не "Кириллой Иванычем". Пусть хоть раз позволять дне назвать их "Любой"!..

Эх, только вот этого и жду-с, а о прочем что и говорить!.. И этого не дождаться. Кажется, они и позволили бы мне называть так их, да у меня самого язык не поворачивается. Не смею-с... В другой комнате стою лицом к стене, чтобы никто не видел, плачу и шепчу про себя:

-- Люба... Любочка... Любуша...

И так горько мне и сладко!..

А выйду к ним, гляну на их бледное ангельское личико и, главное, в их глаза -- такие тихие, серьезные, строгие -- и... не смею-с. Чувствую себя перед ними маленьким-маленьким, козявкой какой-то скверной и ничтожной -- и пресмыкаюсь, пресмыкаюсь: "вы", "Любовь Ивановна" и все такое-с. И смешно и страшно вспомнить, что мы венчались и называемся мужем и женою. Недоразумение-с и грех перед Богом!..

И что об этом говорить? С самого начала так повелось -- и быть иначе не могло-с. Не стою, не стою-с пальчика с ножки Любови Ивановны!..

А только зачем они шли за меня?..

Когда Любовь Ивановна сказали мне, что согласны быть моей женой -- сердце мое заколотилось в груди, точно в барабан дробью ударили. Ах, как мне хотелось упасть перед ними на колени и облобызать их ножки и пол, на котором они стояли!.. Да не посмел, оробел. Думаю: "Нужно только ручку поцеловать, за это они не разгневаются"...

Подошел я тогда к Любови Ивановне, а они стоят и смотрят на меня, -- и глаза у них такие кроткие, печальные, словно вот говорят: ты можешь делать со мной, что хочешь -- я не буду ни кричать, ни жаловаться, но если ты -- не грубый и понимающий человек -- ты не тронешь меня...

Посмотрел я им в глаза -- жалко мне их стало до слез. И, ведь, не тронул. Не тронул. Не взял их ручки, не поцеловал, только хихикнул, -- от глупости, должно быть, -- и пошел, не солоно хлебавши...

И всю ночь после этого думал: "Нет, тут что-то есть!..". А что -- и придумать не мог...

А то и невдомек, что их просто мамаша своенравная замуж неволили выйти, что я им был противен, а против воли мамашиной они пойти не смели-с. Им нужно было бы человека благородного, деликатного, с образованием и разными тонкими чувствами, а не такого, как я -- мещанинишку несчастного. Может, у них и был кто на примете -- об этом после речь будет, да перечить своей мамаше они не дерзали. А мамашенька велели выходить за Кириллу, потому что он им нужен был за приказчика в ихнем лабазе, так как папаша уж стареть начали, за делом сами не могли смотреть -- и уж тут конец! Что мамаша сказала -- то и должно быть. Как закон... Любовь Ивановна слабенькие, тихие, где им было совладать с мамашей. Верно, поплакали только в своем уголку про себя о своей загубленной жизни, да помолились, чтобы Бог смерть поскорее послал, от мужа немилого избавил...

Так и пошло дальше. И не было мне никакой радости оттого, что стал я женихом -- и такой прекрасной девушки, как Любовь Ивановна. Назывались мы жених и невеста, а не похожи были даже на хороших знакомых!..

Приду, бывало, к ним в дом -- моя невеста сидит, запершись, в своей горничке, и весь вечер проходит с ихними папашей и мамашей. Они, конечно, хорошие люди, и я ничего худого не --">