Михаил Васильевич Шелест - Бойся сбычи мечт (СИ)

специальный глиняный горшок с небольшими отверстиями в стенках и занёс его в "нору".

  Утром я очнулся от паники, обуявшей Урфа. Он метался с горшком по берегу реки, пытаясь разжечь, раздуть, загасший за ночь, огонь.

  Взяв его волю под контроль, я некоторое время успокаивал его, потом, разозлившись, "плюнул", и разжёг огонь снова. Получилось быстро.

  Практически отключив Урфа, я занялся лепкой различных глиняных емкостей. К вечеру у меня получилась большая ванна для замачивания кож, несколько кувшинов и кружек.

  Лепкой я занимался четыре дня. Пока подсохли, растянутые на палках птичьи шкуры. Выделкой шкур я не занимался никогда, что-то смутно помня про использование в этом процессе мочи и очистки кожи от соединительной ткани и жира. Я скрёб кремневыми скребками и мял одну шкуру до вечера, практически добившись её чистоты. Потом положил её в ванну для замочки, пером вверх и оставил до утра. Утром снова растянул на палках и оставил сохнуть. Попутно, отрубил, психанув, мешающие процессу, крылья и повырывал перья, оставив только пух. Без своего перьевого богатства шкура стала значительно легче. В каждую я мог бы завернуться два раза.

  На оставшиеся шкуры я потратил ещё три дня, периодически включая Урфа для мездрения. Урф понимал меня с полуслова и выполнял команды беспрекословно. Я даже успевал немного вздремнуть, пока он шкрябал и мял.

  Первую шкуру высушив и промыв в реке от мочи, высушили, снова размяли руками и ногами и положили в "нору" на пол пухом вверх. Эта ночь была ночью блаженства, и для меня, и для Урфа.

  Холодало быстро. Дней через десять налетел ветер с дождём и сорвал лист с немногих лиственных деревьев, повалив несколько сухостоев, обеспечив меня дровами на зиму.

  Осознав необходимость, я отрыл ещё два помещения. Одно для пищевых запасов, другое для дров. Я же не знал, какие здесь зимы и снега.

  Вход в мою "нору" так и оставался круглым, но запирался теперь большой, овальной, глиняной дверью-пробкой, запиравшей лаз снаружи. Выходя, я выдавливал "пробку" и закатывал её в боковую нишу.

  Нора моя была очень сухой, с гладкими обожжёнными полом и стенами, в которых я вырезал полки для посуды и сухих запасов: кореньев, травяных сборов, сушёных ягод.

  В своей свежей моче я засолил и мясо птицы, чтобы оно не испортилось. Его было очень много. Вывялил его, закоптил и оставил на экстренный случай. Как говориться: "Случай бывает разный". Пробовать "засоленное" мясо я пока не стал, хотя Урф так и порывался продегустировать.

  О таком способе засолки я слышал от чукчей. И помню их хвалебные отзывы о качестве получаемого продукта, но оставил дегустацию на чрезвычайный случай.

  Река стала дымиться туманом и однажды утром, выйдя из "норы" я увидел застывшую воду реки. А я как-то ночью мороза и не заметил. Течение у реки было спокойным, поэтому река "встала" вдруг.

  Пройдясь по берегу босыми ногами, я особого холода не почувствовал. Наоборот, тело горело внутренним теплом.

  - "Неужели обойдусь без шубы и чёботов?", - подумал я, однако за шитьё обуви сел. Скроив из трёх частей что-то типа валенок, я стал сшивать шкуры дратвой из хорошо выделанных птичьих кишок парусным швом, стык в стык, который не оставляет ненужной для обуви кромки. Потом я сшил для них непромокаемые сапоги из "рыбьей" шкуры.

  Сапоги получились такие, что я не постеснялся бы надеть их и в том, своём мире. Толстая рыбья кожа, лишённая чешуи серебрилась. Швы, промазанные рыбьим клеем, вываренным из рыбьих голов и тех же шкур, не протекали.

  Однако Урфу мои унты не понравились. Когда я надел их он запаниковал и мне пришлось их быстро снять.

  Урфом всё порывался забежать на неокрепший лёд, но я его останавливал несколько раз, а потом просто кинул камень на лёд,

--">