Сергей Сергеевич Аверинцев - Религия и литература

Они высвободили
для автономного бытия теоретическое мышление, которое, разумеет­
ся, существовало и до них, но, так сказать, в химически связанном
виде, всегда внутри чего-то иного: в их руках оно впервые преврати­
лось из мышления-в-мире в мышление-о-мире. Но совершенно ана­
логичную операцию они проделали со словом, изъяв его из житей­
ского и сакрального обихода, запечатав печатью «художественности»
и положив тем самым — впервые! — начало литературе. В этом смыс­
ле ближневосточная литература может быть названа «поэзией», «пи­
санием», «словесностью», только не «литературой» в собственном, уз­
ком значении термина; она не есть литература по той же причине,
по которой ближневосточная мысль — не философия. В обоих слу­
чаях мы высказываем не оценку их уровня, а характеристику их сущ­
ности, мы отмечаем не их мнимую неполноценность сравнительно
с литературой и философией греческого типа, а их глубокие типоло­
гические отличия от последних. Существенно, что в обоих культурных
мирах — ближневосточном и эллинском — совершенно различен со­
циальный статус литературного творчества. Ближний Восток знает
тип «мудреца» — многоопытного книжного человека, состоящего на
царской службе в должности писца и советника, а на досуге развле­
кающегося хитроумными сентенциями, загадками и иносказаниями
(«притчами»); идеализированный портрет такого «мудреца» — Ахи1 Может показаться, что эта характеристика плохо подходит к Гераклиту;
но Эфесец занимает среди греческих мыслителей особое положение лишь по­
стольку, поскольку дал права неподвижной сущности самому принципу движе­
ния и усмотрел нечто неизменное в самой изменчивости. «Все течет» — эти слова
не относятся к принципу течения: к Огню, к Логосу. Огонь Гераклита подчинен
объективной вещной закономерности, он, как известно, «мерою возгорается и
мерою угасает», а значит, в самой своей динамичности и катастрофичности яв­
ляет некую стабильность.

нар; из рук «мудрецов» вышли «Поучения Птахотена» и «Книга прит­
чей Соломоновых», «Беседа разочарованного со своей душой», «Ек­
клесиаст» и другие шедевры учительной словесности. Палестина
знала еще тип «пророка» («возвестителя») — экстатического провоз­
вестника народных судеб, несравнимо более склонного к нонконфор­
мизму, чем «мудрецы», кормившиеся из рук сильных мира сего;
когда речения «пророков» получили письменную фиксацию, возника­
ли весьма своеобычные произведения. Но ни «мудрецы», ни тем паче
«пророки» никоим образом не были по своему общественному само­
определению лит ерат орам и. Ученость на службе царя, вера на служ ­
бе бога
и словесное творчество всякий раз лишь как следствие того
и другого служения, всякий раз внутри жизненной ситуации, которая
создана отнюдь не литературными интересами. Конечно, зрелый тип
профессионального литератора 1 и в Греции возникает только в эпоху
эллинизма (хотя некий прообраз этого типа явили изумленному миру
уже софисты); каждый может вспомнить знаменитую эпитафию Эсхи­
ла, похваляющуюся его подвигами на поле брани и не проговарива­
ющуюся ни единым словом о его трагедиях. Все это так. И все же черты
литератора проглядывают уже в зачинателях греческой поэзии, и
притом с каждой эпохой все отчетливее. Легендарный образ Гомера,
как он дан его жизнеописаниями, но также им самим — в лице Демодока («Одиссея», песнь V III),— являет, разумеется, родовые черты
бродячего певца-сказителя, известные едва ли не всем народам мира,
но при этом так, что в эти черты с необычной эмфазой вкладывается
смысл отрешенной созерцательности, жизни-только-для-своепьискусства 2. Гесиод, критикуя поэтический принцип героического эпо­
1 В этом смысле очень титшчная фигура — Лукиан из Самосаты, белле­
трист, порожденный уже римской эпохой.В его сочинении «Сновидение, или Жизнь
Лукиана» олицетворенная Образованность (Поибе(а), иначе говоря, Риторика,
иначе говоря, Литература, обращает к подростку такие речи: «Ныне ты бедняк,
сын такого-то, уже почти решившийся отдать себя столь низкому ремеслу,—
а немного спустя ты сделаешься предметом всеобщей зависти и уважения; тебя
будут чтить и хвалить, ты станешь знаменит среди лучших людей. Мужи, знатные
родом или славные богатством, будут с уважением смотреть на тебя, ты станешь
ходить вот в такой одежде (и она показала --">