Сергей Сергеевич Аверинцев - Религия и литература

что само слово «ли­
тература» употреблено оба раза в принципиально одинаковом смысле.
Примерно так; более ранние хронологически и, как сказали бы не­
сколько десятилетий назад, «стадиально» более архаичные литера­
туры народов Ближнего Востока осуществили такие-то и такие-то
достижения, а греки «пошли дальше», сделали еще один, дальнейший
шаг по этому же пути, осуществили дальнейший «прогресс» (ведь за
словом «прогресс» и стоит образ непреклонного поступательного про­
движения по раз начатому пути 2). Но справедливо ли это? Не вернее
ли сказать, что литературы древнего Ближнего Востока, взятые
1 При том, что финикийская литература нам почти неизвестна,— но это
обстоятельство тоже о чем-то говорит. На явлении «утраченной» или «забытой»
литературы мы остановимся ниже.
2 Вспомним заглавие назидательной аллегории Джона Беньяна «The Pilg­
rim ’s Progress» (1678—1684): оно предполагает образ самого настоящего пути, по
которому идут ногами.

10

как одно целое, и литература античной Греции, взятая опять-таки
как целое, суть все же явления принципиально различного порядка,
несоизмеримые между собой, не поддающиеся никакому сопоставле­
нию в категориях «уровня» или «стадиальности»,— что это не стадии
одного пути, но скорее два разных пути, которые разошлись из одной
точки в различных направлениях. В самом деле: возможно ли прило­
жить одни и те же критерии жанровой разработанности, авторской
оригинальности и т. п., скажем, к Иезекиилю и Софоклу? Если мы
признаем то и другое в одном и том же смысле слова «литературой»,
мы нанесем обиду сразу обеим сторонам: во-первых, мы незаслуженно
оскорбим греков, ибо сведем на нет, растворим в универсальных кате­
гориях всю неимоверность, всю уникальность инициативы, принад­
лежащей им и только им; во-вторых, мы унизим и не-греков, ибо
станем мерить их самобытные достижения чуждой для них греческой
меркой и описывать эти достижения в терминах «еще-не» — еще не
дошли, еще не поняли *. Если уж пользоваться пространственной
метафорикой пути — греки не опередили своих ближневосточных
соседей, не продолжили их путь, а пошли совсем в иную сторону,
с каждым своим шагом отдаляясь от их цели, чтобы приблизиться
к своей цели. В Греции произошло то, чего не то чтобы не успело
произойти, а принципиально не могло и не должно было произойти
в ближневосточном мире: литература впервые осознала себя именно
литературой, то есть самозаконной формой человеческой деятельности,
явно для себя противостоящей всему, что не есть она сам а,— напри­
мер, стихийному экстатическому «вещанию» пророков, а также культу,
обряду, быту и вообще «жизни». Слов нет, до новоевропейского пафо­
са специализации греческой классике еще очень далеко; ее литература
глубоко укоренена в полисном бытии, но укоренена она в нем именно
как дерево, связанное с почвой корнями, но растущее вверх, прочь
от почвы. Возьмем предельный случай: когда Демосфен произноси!
на агоре свои речи, составленные по правилам риторского искусства
и тщательно выученные наизусть, это есть политическое «использо­
вание» литературы (менее всего чуждое и новому времени), которое
решительно ничего не меняет в глубинном факте автономности лите­
ратуры. Литература, «связанная с жизнью», уже тем самым не есть
1 В качестве методологической параллели можно упомянуть попытки
распространения категорий «Возрождения» (или хотя бы «Предвозрождения»)
на весь цизилизованный мир. Попытки эти также представляются нам, по сути
дела, обидными как для гуманизма итальянского типа, в предельном напряжении
сил создавшего доселе небывалые нормы культуры, так и для народов, шедших
иным путем и творивших в соответствии с ииыми нормами. Если, например,
русский XV век описывается как Предвозрождение (так сказать, еще-не-Возрождение), позволительно спросить, что это значит? Разве не очевидно, что эта
эпоха — отнюдь не преддверие, не предвосхищение, а полное исчерпывающее
осуществление некоего культурного идеала, самозаконного, самоценного и весьма
мало общего имеющего с Ренессансом? Критика европоцентризма, усматриваю­
щая везде и повсюду культуру, соответствующую специфически европейским
идеалам и нормам культурного творчества, являет собою обессмысленную раз­
новидность того же европоцентризма,

11

литература, пребывающая внут ри --">