Robert Becker , Gary Selden - Электрическое тело: электромагнетизм и основа жизни



Введение: Обещание искусства.

Я помню, как это было до пенициллина. Я был студентом-медиком в конце Второй мировой войны, еще до того, как препарат стал широко доступен для гражданского применения, и каждую зиму наблюдал, как палаты нью-йоркского госпиталя Бельвью заполняются до отказа. Настоящий византийский город сам по себе, Бельвью раскинулся на четырех городских кварталах, его вонючие, устаревшие здания жались друг к другу под странными углами и соединялись между собой хитросплетением подземных туннелей. В военное время Нью-Йорк, переполненный рабочими, матросами, солдатами, пьяницами, беженцами и их болезнями со всего мира, был, пожалуй, самым подходящим местом для получения всестороннего медицинского образования. Хартия Бельвью гласила, что, независимо от того, насколько он был заполнен, каждый пациент, нуждающийся в госпитализации, должен был быть принят. В результате кровати были сложены бок о бок, сначала в проходах, затем вынесены в коридор. Палата закрывалась только тогда, когда было физически невозможно вынести еще одну кровать из лифта.
У большинства из этих пациентов была долевая (пневмококковая) пневмония. Развитие болезни не заняло много времени; бактерии бесконтрольно размножались, попадая из легких в кровоток, и в течение трех-пяти дней после появления первых симптомов наступил кризис. Температура поднялась до 104 или 105 градусов по Фаренгейту, и начался бред. На тот момент у нас было два признака, по которым можно было ориентироваться: если кожа оставалась горячей и сухой, жертва умирала; потливость означала, что пациент выкарабкается. Хотя сульфаниламидные препараты часто были эффективны при более легких пневмониях, исход тяжелой долевой пневмонии по-прежнему зависел исключительно от борьбы между инфекцией и собственной сопротивляемостью пациента. Уверенный в своих новых медицинских знаниях, я с ужасом обнаружил, что мы бессильны изменить ход этого
заражение любым способом.
Любому, кто не пережил переходный период, трудно осознать изменения, вызванные пенициллином. Болезнь со смертностью около 50 процентов, от которой ежегодно умирает почти сто тысяч американцев, которая поражает как богатых, так и бедных, молодых и старых, и от которой у нас не было защиты, можно было внезапно вылечить за несколько часов с помощью щепотки белого порошка. Большинство врачей, окончивших университет после 1950 года, никогда даже не сталкивались с обострением пневмококковой пневмонии. Хотя влияние пенициллина на медицинскую практику было глубоким, его влияние на философию медицины было еще большим. Когда в 1928 году Александр Флеминг заметил, что случайное заражение плесенью Penicillium notatum убило его бактериальные культуры, он сделал главное открытие научной медицины. Бактериология и санитария уже победили великую чуму. Теперь пенициллин и последующие антибиотики победили последнего из невидимых крошечных хищников.
Лекарства также завершили изменения в медицине, которые набирали силу с девятнадцатого века. До этого медицина была искусством. Шедевр— лекарство - стал результатом воли пациента в сочетании с интуицией врача и умением использовать средства, отобранные в результате тысячелетий наблюдений методом проб и ошибок. За последние два столетия медицина все больше и больше становилась наукой, или, точнее, приложением одной науки, а именно биохимии. Медицинские методы стали проверяться как на соответствие современным концепциям биохимии, так и на соответствие их эмпирическим результатам. Методы, которые не соответствуют таким химическим концепциям — даже если кажется, что они работают, — были отвергнуты как псевдонаучные или откровенно мошеннические.
В то же время и как часть того же процесса сама жизнь стала определяться как чисто химическое явление. Попытки найти душу, жизненную искру, нечто тонкое, что отличало живую материю от неживой, потерпели неудачу. По мере того как росли наши знания о калейдоскопической активности внутри клеток, жизнь стала рассматриваться как набор химических реакций, фантастически сложных, но ничем не отличающихся по своему характеру от более простых реакций, проводимых в каждой школьной лаборатории. Казалось логичным предположить, что болезни нашей химической плоти лучше всего излечиваются правильным химическим противоядием, точно так же, как пенициллин уничтожает бактериальных захватчиков, не причиняя вреда клеткам --">