Джозеф Шеридан Ле Фаню , Брэм Стокер , Джордж Гордон Байрон , Джон Уильям Полидори - Дракула. Повести о вампирах

Дракула. Повести о вампирах (сборник)

Мертвые скачут быстро

Обстоятельства появления на свет первого английского вампира зафиксированы в дневнике личного секретаря и врача Байрона, Джона Уильяма Полидори. Летом 1816 года Байрон и Полидори отдыхали на вилле «Деодати», поблизости поселились супруги Шелли, тогда еще не венчанные, и сводная сестра Мэри Шелли, Клэр Клэрмонт, которая вознамерилась стать любовницей Байрона – ей это, к сожалению, удалось. Поэты собирались неплохо провести время, беседуя о поэзии, атеизме и политике и катая дам по Женевскому озеру, дамы рассчитывали на приятные прогулки и отчасти на беседы (Мэри Шелли вполне могла ради умного разговора пожертвовать прогулкой), а Полидори – бедный Полидори, poor Polidori, как назвал его биограф, – разрывался между собственной гениальностью и бездарностью, между обожанием – и Байрона, и всех, кто с ним, – и столь же глобальной обидой. Втайне Полидори уповал, что общество признанных талантов и его заразит литературным вирусом, но на всякий случай подстраховался: перед отъездом из Англии заранее продал лондонскому издателю дневник, который будет вести. На подробностях повседневной жизни скандально известного Байрона можно было сделать если не литературную, так журналистскую репутацию. И в этом дневнике под датой 17 июня сообщается: погода не радует, книги (в том числе многотомное собрание страшных сказок) прочитаны, и лорд Байрон предложил другое развлечение: каждому придумать жуткий сюжет, а если у кого получится занимательно, так, пожалуй, и повесть написать. Тут-то бы и сказаться непризнанному таланту, но вот что выходит из салонной игры, если относиться к ней насупившись: бедный Полидори не сумел подыскать даже сносного (пусть бы и не нового) зачина, бормотал что-то о даме с черепом вместо лица и поспешил отречься от придумки, выдав ее за сон. Отрекся он от своего детища тем легче, что воздух виллы «Деодати» был перенасыщен невоплощенными сюжетами, словно воздух роддома – душами нисходящих ангелов. Могла же произойти ошибка: не дама с черепом вместо лица должна была явиться Полидори (Фрейда не требуется, чтобы толковать этот образ неполноты жизни, пустоты, проступившей из-под сорванного покрова лица, красоты, смысла) – он бы с радостью усыновил перспективный сюжет Шелли (начатый и тут же брошенный роман именовался «Ассасины»), еще охотнее продолжил бы повесть, которую Байрон провокационно оборвал на первой главе – смертью главного героя. А Мэри Шелли – единственная, кого избранное общество поощрило продолжить набросок, довести до конца «Нового Прометея», – в ночной тиши, несомненно, переманила замысел, предназначавшийся Полидори! Неужто история молодого человека, во имя науки сотворившего искусственную жизнь, должна быть рассказана женщиной, а не врачом-вундеркиндом, самым молодым в Англии обладателем медицинского диплома?

Бедный Полидори! Вот уж кто был настоящий вампир, жертва пагубной – и для себя, и для «объекта» – страсти. В ненастные летние дни он бродил по вилле, досаждая хозяину и гостям – некуда было от него деваться, хоть на дождь беги. Все пытался найти «свое»: то ли кому-то напрасно достался сюжет, куда более подходящий Полидори, то ли у Полидори украли божью искру и подарили ее Франкенштейну? К концу лета Байрон уволил надоедливого секретаря, врача, который сам нуждался во враче. Полидори вернулся в Англию с подмененной кровью, с чужими сюжетами в крови. Несколько месяцев спустя он вместо обещанного дневника отослал издателю «повесть, записанную со слов лорда Байрона». Издатель, коммерческого успеха ради, так и выпустил «Вампира» под именем знаменитого поэта, и Полидори отнюдь не возражал. А еще через пять лет, двадцати шести лет от роду, Полидори покончил с собой, написав два романа и два тома стихов – ни одно его произведение даже близко не сравнится с той «повестью лорда Байрона».

Так в непривычно холодный и влажный для швейцарского климата летний день обрели существование – какое уж там для них возможно существование – гальванизированный Франкенштейном труп и лорд Рутвен, первый английский вампир.

Сто лет спустя ученые найдут объяснение не только вере в вампиров, но и тому погодному феномену, без которого гальванизация трупа и пробуждение вампира просто не состоялись бы – отправилась бы молодежь на солнышке греться, чем страшилки сочинять. Ведь они были щемяще молоды, --">