Павел Сергеевич Комарницкий - Хозяин Вселенной

Павел Комарницкий Хозяин Вселенной

Глава 1 Скрытая угроза

–... Папа-мама, а эти давать?

Маленькая Мауна протягивает на ладошке три розовые комочка, чем-то напоминающие пресловутый земной "Вискас", сухой кошачий корм. Другая ладошка дочери в это время исполняет функцию кормушки для Нечаянной радости – зверушка даже придерживает её лапкой, дабы источник питания не вздумал преждевременно ускользнуть.

– Давать, давать, – за меня отвечает Ирочка, разрезая на кусочки тёмно-зелёный шипастый фрукт... всё время забываю название...

– Некусай, Рома, он называется некусай, – уловив мою мысль, отвечает Ирочка. – Вообще-то пора бы уже и запомнить, муж мой. Каждый день летаешь, собираешь...

– Да тут столько всяких некусаев растёт... – пытаюсь я оправдаться.

– И жалкий лепет оправданья, – уже по-русски говорит жена, вручая мне один из кусочков, аккуратно держа за шип. – А почему некусай, помнишь?

– Папа-мама, и эти давать? – вновь спрашивает дочура, протягивая на ладошке новые комочки, на сей раз коричневые.

– Все давать!

Нечаянная радость, урча, поедает на десерт витамины и прочие хитроумные препараты, назначение которых – обеспечить зверюхе бодрость и здоровье на протяжении многих десятилетий. Разумеется, маленькая зверюшка не в состоянии жить столетиями, как её хозяева, но мы стараемся максимально продлить жизнь нашей любимицы.

Сегодня выходные у меня и супруги совпали, и по случаю столь радостного события всё наше семейство ужинает на веранде, ограждённой страховочной сеткой, по которой любой ангел безошибочно определит – в этом доме имеется маленький, нелетающий ребёнок.

– Уммм... – я вонзаю зубы в вязкую, липкую мякоть, и только тут вспоминаю, почему плод этот называют "некусаем". В глазах моей ненаглядной прыгают насмешливые искорки, и я улавливаю мелькнувший мыслеобраз – лежащие зубьями вверх грабли с длинным крепким черенком... Действительно, пора бы уже и запомнить: мякоть некусая ещё более липкая, чем земной рахат-лукум. Его следует просто обсасывать, держа за шип, и тогда мякоть сама медленно тает во рту, оставляя на языке неповторимый остро-сладкий вкус, отдалённо напоминающий земную кока-колу.

– Мама-папа, она всё съела! – сообщает нам дочура, отряхивая ладошку. Нечаянная радость, облизываясь, наконец отпускает руку дающую, и Мауна немедленно заключает животное в объятия, как плюшевого медведя. Зверюшка сопит, но вырываться пока не пытается – во-первых, дочура заметно окрепла, и вырваться из её цепких ручонок не так-то просто, а во-вторых, не так это и страшно, поскольку выдирать перья из крыльев летучей сони малышка перестала. В последнее время отношения между Нечаянной радостью и Мауной-младшей определённо наладились, потому как в отличие от взрослых дочура располагает практически неограниченным запасом времени для всевозможных подвижных игр, вполне доступных пониманию летучей сони.

– А я хочу Великую звезду! – внезапно заявляет дочь, гладя зверюшку.

– О! – жена округляет глаза. – Придётся тебе потерпеть, не сезон.

– Плохо, – вздыхает Мауна, и в тоне её слышится явное осуждение неспособности мамы-папы решить проблему. – Я бы посмотрела. Красиво.

– Да я бы и сама полюбовалась, – согласно вздыхает Ирочка.

– И я тоже... – я наконец-то справляюсь со своим некусаем. В этот момент Нечаянная радость, улучив момент, вырывается и вспархивает на настенную икебану. В конце концов, после ужина нужен покой, дабы правильно переварить его.

– Папа, а у меня крылья опять выросли!

Мауна поворачивается к нам спиной и разворачивает свои трогательно-розовые детские культяпки. Я без труда улавливаю нехитрые детские мысли и эмоции – дочуре хочется, чтобы папа погладил и похвалил её крылышки... и по спине погладил... и ещё чешется немножко в основании левого крыла...

– Ого, какие вымахали! – восхищённо говорю я, стараясь оправдать невысказанные ожидания дочери. Осторожно глажу нежную кожу, без единого пупырышка, под которой угадываются хрупкие косточки маховых пальцев. Да, действительно подросли крылышки... Пройдёт совсем немного времени, и кожица эта потеряет свою гладкость – полезут из неё острые иглы, разворачиваясь в роскошные маховые перья, и эти трогательные культяпки обретут упругую прочность и мощь...

– Тут чешется? – я старательно чешу в подкрыльевых ямках, очень схожих с маленькими вторыми подмышками.

– Да! И везде! – дочура --">