Марк Твен - Три тысячи лет среди микробов. Приключения в микромире. Том IV

я был недоволен своей судьбой, но это быстро
прошло. Я заинтересовался тем, что меня окружало, мне
захотелось поскорее все познать и освоиться в новой обстановке. По неведомым причинам я был прекрасно подготовлен к новому существованию — я сразу же прижился в
новой среде, во мне заговорили инстинкты холерного микроба – его восприятие жизни, взгляды, идеалы, стремления, тщеславие, привязанности. Я так ревностно и страстно исповедовал идеи микробохолеризма, что превзошел
в этом самих микробов холеры; уподобился нашим американским девушкам: не успеют выйти замуж за аристократа, как за неделю утрачивают демократизм, а за вторую —
и американский акцент; я обожал весь микромир бацилл,
бактерий, микробов, я отдал им весь жар своей души, —
какой они могли вынести, разумеется; мой патриотизм был
горячей их патриотизма, агрессивнее, бескомпромисснее, —
короче говоря, я стал всем микробам микроб. Отсюда ясно,
что я судил о микробах с их собственной точки зрения. В
то же время я мог судить о них с человеческой точки зрения, и это обстоятельство вызывало ко мне особый интерес. И еще: я сохранил представление о человеческом исчислении времени, о человеческом периоде жизни и, вме2 «Суфласк» — слово, придуманное Твеном. На «микробском» языке
означает «микроб».

9

сте с тем, хорошо чувствовал микробское время, представлял себе их период жизни. В человеческом исчислении десять минут означало десять минут, а в микробском — год.
В человеческом исчислении час означал час, а в микробском — шесть лет. В человеческом исчислении день означал день, в микробском — сто сорок четыре года. В человеческом исчислении неделя была неделей, в микробском —
тысяча восемь лет. В человеческом исчислении год был год,
в микробском — пятьдесят две тысячи четыреста шестнадцать лет. Пользуясь летосчислением микробов, я мог
увидеть в колыбели нежное юное существо и проследить
его судьбу до самой старости — секунду за секундой, минуту за минутой, час за часом; крошка расцветает, превращаясь в прелестную девушку, сочетается узами брака с
боготворимым ею юношей; достойная мать семейства, она
взирает с любовью на миллионы своих малышей, воспитывает в них честь и благородство, оплакивает миллионы
деток, умерших в раннем возрасте, ликует на миллионах
веселых свадеб своих более удачливых детей; вот и приближающаяся старость дает о себе знать дряхлостью и морщинами, и наконец ее, освобожденную от печали и бремени жизни, опускают на вечный покой в могилу, я благословляю ее и провожаю слезами прощания — все это за сто
пятьдесят лет по микробскому времени и за двадцать четыре часа по человеческому.
Незадачливый маг ввел меня в кровь старой развалины — опустившегося плешивого бродяги. Зовут его Блитцовский 3 , если он не врет; его выслали в Америку на пароходе из Австро-Венгрии; Австро-Венгрия устала от него.
Летом он бродяжничает и спит в поле, а зимой побирается
в городах и ночует в тюрьме, если спать в канаве слишком
холодно; он был трезв всего лишь раз в жизни, но не пом3 Судя по записным книжкам Твена, замысел повести возник у него
в 1884 году, когда он читал гранки «Гекльберри Финна». Отсюда —
некоторая перекличка. Герой повести именует себя Геком, а Блитцовский, как и отец Гека, — бродяга.

10

нит, когда это случилось, он никогда не бреется, не моется,
не расчесывает свалявшиеся патлы, торчащие вокруг плеши; Блитцовский — невероятный оборванец и грязнуля,
он злобен и жесток, мстителен и вероломен, он родился
вором и умрет вором, он — богохульник, каких свет не видывал; его тело — сточная труба, помойка, свалка гниющих костей; в нем кишмя кишат паразиты-микробы, созданные на радость человеку. Блитцовский — их мир, их земной шар, владыка их вселенной, ее сокровище, ее диво, ее
шедевр. Они гордятся своей планетой, как земляне — своей.
Когда во мне говорит дух холерного микроба, я тоже горжусь им, восторженно славлю его, готов отдать за него
жизнь, но стоит человеческой природе взять верх, как я
зажимаю нос. Я не могу уважительно относиться к этому
кладбищу старого мяса.
Прошло уже около трех недель с тех пор, как я стал
микробом. По микробскому времени — около трех тысяч
лет. О, какие это были века! Века радости, успеха, нищеты,
надежд, отчаяния; сколько торжества, горя и страданий я
испытал за тягуче-медленное течение столетий! Миллиарды моих любимых и верных друзей --">