Янка Брыль - Стежки, дороги, простор

не вычерпать до дна.

***

Теснины с каменистыми, сухими руслами. Горная дорога, обочь которой то бамбук, то гранатовые деревья с красными и упругими, как из воска, цветами, то дубы и грабы, то кусты ежевики. Каменные домики на высоких фундаментах. Удивительно маленькие ульи. Ослик стоит на склоне горы, никак не может придумать, где бы это напиться... Корова позвякивает жестяным ржавым колокольцем. Высвистывают дрозды. Козы пасутся с мешочками на вымени, чтобы козлята не сосали их без ведома хозяек. Старый абхазец, пастух в чувяках, наподобие сыромятных лаптей наших белорусских пастухов. Босоногие мальчуганы в тюбетейках. Загорелые, обязательно усатые мужчины волоком тащат на волах с горы толстые, гремучие бревна.

Радуле Стийенский, поэт не только за рабочим столом, рассказывает мне про свою далекую Черногорию. Интересный человек — с его приятно-исковерканным русским языком, с его молодостью в шестьдесят лет, с его умным юмором и знанием гор.

Сердечная поэзия далеких мальчишеских лет!.. Как он, Радуле, когда-то пробивал броню черепашкам, связывал их, запрягал в маленькую сошку и «пахал». Как ему пахнет оттуда пастушья еда: овечий сыр, лепешка и дикий чеснок...

Мы идем по каменистой узкой дороге, опираясь на длинные бамбуковые посохи.

Далеко внизу — море с каемкой пены у берега.

Зеленые вершины гор, обмакнутые снизу в реденький студень облаков, все ближе к нам, а все же — высоко!..

— Добрый день! — с естественной приязнью к людям здоровается мой спутник со встречной абхазской старушкой. Засушенной, легкой, всей в черном. И вполне серьезно спрашивает у нее: — Скажите, а далеко ли еще до Царьграда?..

***

Ночью была гроза: гром над морем и стук дождя по большим листьям смоковницы.

С утра — тучи, все еще темные, шли с моря на горы. Там, над вершинами, небо светлее, даже нет-нет да и покажется солнце. На западе — резко очерченная линия горизонта. На темной воде — белые барашки, на темном небе — белые чайки.

Свежо, красиво, пахуче.

В полдень ходили в горы.

В колючих зарослях ежевичника — черные, спелые ягоды. Насобираешь горсть, глотнешь — словно глоток веселого вина. Под сенью могучих буков, на высоте шестисот метров, лежат седые, пестрые от зеленого мха валуны...

Хорошо закурить над обрывом. И говорить «о временах грядущих»...

Хорошо раскачиваться, уцепившись за пружинистые ветви бука.

Хорошо найти студеный ключ и припасть к говорливой воде.

Хорошо и вспомнить, как ты вчера стоял на носу вихря-катера и — между тихим морем да спокойным небом — чувствовал себя вольным, как чайка!..

1952

О ЛИЧНОМ

Обедал в ресторане гостиницы за одним столом с молодой скромной парой рабочих.

Он «выполняет задание» в Лиепае, а она вот приехала к нему с трехмесячной дочуркой в гости. Он выехал навстречу, встретились здесь, в Риге, ждут лиепайского поезда. Зашли пообедать, и с ребенком ее в ресторан не пустили...

Что ж, положили ребенка в вестибюле, на диване под фикусами, доверив его старенькому швейцару-латышу.

Мать — в простеньком платьице, блондинка, с тонкими чертами лица и следами детскости в этих чертах. Видать веселая была, любила взять от жизни, а теперь отяжелела, подурнела временно, однако не отдаст своего нового счастья за прошлые радости.

Отец — черный, усталый, незаметный с виду работяга, который души не чает от счастья встречи, знакомства с дочкой.

Шептались они, шептались — и он взял все-таки сто граммов и бутылку пива.

— Испортился я у тебя,— сказал с хорошей русской сердечностью, с улыбкой, о которой писали Толстой и Чехов.

Отец выпил водки, а мать пригубила пива. И начали есть — просто, солидно, заслуженно, как едят люди труда.

Какой незаметной, обычной бывает со стороны — на фоне общего — эта красивая личная радость, личное счастье!..

1954

ПЕШКОМ И НА ПОПУТНЫХ

Над Видзами стреляет в небо готика костела. Красный кирпич, серая жестяная крыша. И легенда — когда-то туда вон, аж на саменький конек, под крест, забрался в базарный день какой-то проныра, начал там вытворять, как в цирке, люди рты поразинули, смотрят. А тут его дружки тем временем шарят, лихо их ворюжьей матери, по возам!..

В скверике

--">