Янка Брыль - Стежки, дороги, простор

памятник освободителям — громоздкий и стандартный обелиск. На доске фамилии солдат и офицеров, которых военная судьба сделала героями в этих местах. На отшибе, в зеленом, затишном уголке,— могила с черной пирамидкой. Надпись: «Андрею от А. Кудринского». У кого ни спрашивал, кто они, эти люди, один ответ: «Не знаю. Говорят, какой-то полковник...» Грустно.

Пахнут по-домашнему гряды, стрекочут кузнечики, стоит большой августовский месяц на небе, еще не яркий, потому что ранний вечер. Бабуля, когда я поинтересовался, что за цветы в ее палисаднике:

— Не знаю. Рву, пропалываю, сынок, а они все растут. А это мак.

И дала мне красный цветок с белой оторочкой на каждом лепестке.

В чайной литовское пиво и вкусная колбаса. И нудный, вежливый сосед, небритый здоровила, который неторопливо, щедро рассказывает, как в младенчестве мать опоила его маком,— и вот он теперь не может работать на одном месте больше одной недели.

Ночью сидел на крыльце гостиницы, слушал и думал, что всей этой идиллии с расцветом природы и молодыми песнями да смехом не хватает сердечной, тихой гитары. И почему она «вышла из моды»?..

По дороге на Браслав — уголок свентянской Литвы. Из кабины грузовика, сквозь низкие вербы, видать примятое дождями жито, березовые неокоренные жердочки огорожи, журавли без ведер, многовато обтерханных хат. А то — липы, белые окна, за хатами строения в ряд, с широченными, чуть не до самой земли, стрехами. Названия населенных пунктов — Калянкишки, Гадутишки, Каляндрышки, а между ними вдруг — простодушно наши, белорусские Пузыри.

В кузове у нас черепица. Две передние машины с таким же грузом ушли далеко вперед. Неразговорчивый добродушный шофер довольно часто останавливался, чтобы подобрать на дороге утерянную теми черепичину. Терпеливо, спокойно. Хозяин!..

Браслав, когда подъезжаешь с запада, открывается очень живописно. Над озером сосны, крыши, Замковая гора, около нее — костел и церковь. Городок чистый, с прохладной, уютной гостиницей, с обросшей плющом и мальвами чайной, с тремя озерами, которые все видны вокруг городка с высокой Замковой горы.

Над замчищем, над костелом и церковью возвышается памятник «доброму доктору». При помещиках он, уже тогда почти легендарный, бесплатно, как говорят, лечил бедноту, построил за свой счет больницу. А мог также, стервец, дать мужику несколько злотых, чтобы съехать верхом на нем с горы... Памятник поставлен, по его завещанию, с громоотводом, с грудой железа под землей, которое, когда ударит гром, «только лязгает над городом»...

В редакции ребята дали почитать «Историю Браславского повета», автор которой и издатель — польский учитель, энтузиаст-краевед — засекретился инициалами О. Н. Книга довольно толстая, а фактов ярких немного.

Все приблизительно такое. В Видзах когда-то паны брали с евреев кроме налога еще по два кило перца и «очень потешались над этим товаром и его поставщиками». В тех же Видзах гостил когда-то у своего дяди Адам Мицкевич, студент. Местные «москали», бородатые староверы, поубегавшие сюда от царско-церковного гнета, в 1863 году очень старательно помогали царю расправляться с повстанцами... А вот еще одна, уже забавная, мелочь. У браславского колхозника Степана Рыжего, который — о чем я перед этим прочитал в райгазете — получил на днях звание «лучшего пастуха района», когда-то, еще в шестнадцатом веке, был предок — браславский войт Грегор Рыжий...

На лугу над озером садится почтовый самолет. Вечером постукивает где-то моторка. Потом — ночь. Лунная дорожка, на которую так хорошо смотреть с горы, под тихую беседу с хорошими хлопцами.

И чем-то затхлым несет от слов о том, что какой-то местный деятель, когда в бане не хватило дров, приказал спилить на улице две липы...

1955

НАРОЧАНКИ

Озеро Нарочь. Болотистый берег. Прорвало гать. Много воды.

— Дочка моя перевезет вас,— сказала разговорчивая, приветливая женщина.— Вон, видите, в камыше видать ее красную косынку! Гэлечка! Гони лодку сюда!..

Гэля — мы быстро убедились — гнала лодку не хуже мужчины. В восьмом классе, а уже как взрослая девушка. В футболке и шароварах, поверх которых юбочка. Косынка все съезжала на шею. Стеснялась перевозчица, обо всем надо было выспрашивать. А потом, когда мы с суши помахали ей шапками, и она помахала нам сильной рукой,

--">