Александр Викторович Еременко - Горизонтальная страна: Стихотворения

в шаге,

придавят в тягостном веселье

шероховатости бумаги

невозмутимой нонпарелью.

Мы этот голос не сломали.

И по-другому не умели.

.

.

«Косыми щитами дождей…»

Косыми щитами дождей

заставлены лица людей,

больница и зданье райкома,

где снизу деревьев оскома,

а сверху — портреты вождей

заставленыплотнымщитом

каквинныйотделгастронома

икакпредисловиектому

«Всемирнойистории» том

заставлен, заброшен, забыт,

и воет, как сброшенный с крыши

вчерашний, зажравшийся, пышный

и бешеный палеолит.

Уставишься втеодолит

урвавсреди ночикусочек —

ондышитбуш уетклокочет

клокочетбу шуеткипит

…мы ждем на седьмых скоростях…

…в баранку вцепившись ногтями…

…и вдруг отключается память…

…на чьих-то тяжелых костях…

Я вздрогну и спрыгну с коня,

и гляну на правую руку,

когда, улыбаясь, как сука,

ОПРИЧНИК ПОЙДЕТ НА МЕНЯ.

«На Бога, погруженного в материю…»

В. Д.

На Бога, погруженного в материю,

действует выталкивающая сила,

равная крику зарезанных младенцев.

Хокку

Я окна открыл.

Пусть ветер гуляет по комнатам,

как центробежный насос.

Хокку

Жаркий полдень.

Бутылку вина

ворую в универсаме.

«Зачем ты рискуешь магазином и душистой папироской…»

Зачем ты рискуешь магазином и душистой папироской,

искришь на солнце, как голубая вожжа,

остришь, как на точильном круге стальная полоска,

приближающаяся по форме к форме стального ножа?

Зачем ты заигрываешь с большевиками?

Как собака обнюхивает забор, обнюхиваешь тибетский гороскоп.

Руки свои, вцепившиеся в ворот рубашки,

отрываешь другими своими руками,

заглядываешь в револьверное дуло,

как в калейдоскоп.

Уже доказана теорема Эйлера.

Поверхностное натяжение стягивает пространство

в холерные бунты,

складывается складками на мундире ефрейтора.

Втыкаются в кладбище пикирующие кресты.

И тебе не спится в астральных твоих сферах,

потому что совесть — это не вектор, а перпендикуляр,

восставленный к вектору…

И тебя притягивает «Елисеевский»,

гостиница «Советская» — бывший ресторан «Яр».

«И рация во сне, и греки в Фермопилах…»

И рация во сне, и греки в Фермопилах,

подробный пересказ, помноженный кнутом,

в винительных кустах,

в сомнительных стропилах,

в снежинке за окном.

Так трескается лед, смерзаются и длятся

охапки хвороста и вертикальные углы —

в компасе не живут, и у Декарта злятся,

летят из-под пилы…

Дума

(ненидерландские пословицы)

Лимон — сейсмограф солнечной системы.

Поля в припадке бешеной клубники.

Дрожит пчела, пробитая навылет,

и яблоко осеннее кислит.

Свет отдыхает в глубине дилеммы,

через скакалку прыгает на стыке

валентных связей, сбитых на коленках,

и со стыда, как бабочка, горит.

И по сварному шву инвариантов

пчела бредет в гремящей стратосфере,

завязывает бантиком пространство,

на вход и выход ставит часовых.

Она на вкус разводит дуэлянтов,

косит в арифметическом примере

и взадпятки не сходится с ответом,

копя остаток в кольцах поршневых.

Она нектаром смазана и маслом.

Ее ни дождь не сносит и ни ветер.

Она в бутылку лезет без бутылки

и раскрывает ножик без ножа.

И с головой в критическую массу

она уходит, складывая веер,

она берет копилку из копилки,

с ежом петлю готовит на ужа.

И на боку в Декартовой модели

лежит на полосатеньком матрасе,

она не ставит крестик или нолик,

но крест и ноль рисует на траве.

Она семь тел выстраивает в теле,

ее каркас подвешен на каркасе,

и роль ее — ни шарик и ни ролик,

ей можно кол тесать на голове.

--">