Расул Гамзатович Гамзатов - Горянка

Расул Гамзатов Горянка

ВСТУПЛЕНИЕ

Лишь март принесут, словно чудо,

На маленьких крыльях стрижи,

Ты вновь на могилу Махмуда,

Горянка, цветы положи.

В груди его сердце горело,

Как будто в ненастье костер.

Влюбленно, и нежно, и смело

Он пел тебя, женщина гор.

Он не был к тебе безучастным,

Он знал твои думы и сны.

Цветком называл тебя красным

И ласточкой — дочкой весны.

А разве слыхала ты ране,

Что кто-нибудь так до него

С тобой говорил в Дагестане?

Вовек не бывало того!

Он пел тебя назло мечети.

За это в родной стороне

Оставили ханские плети

Рубцы у него на спине.

Забрали в солдаты.

                             И жарко

Над ним разрывалась картечь.

Но он и в Карпатах, аварка,

Сумел к тебе нежность сберечь.

Вернулся.

               Однажды в ауле

На пир зазвала к себе знать

Его, как Хочбара, и пули

Он там не сумел избежать.

Свалился. И, залитый кровью,

Не гурий услышал он хор.

Склонившись к его изголовью,

Рыдала ты, женщина гор.

Я помню еще и другого

Лихой твоей доли певца,

Чье в муках рожденное слово

До боли сжимало сердца.

Его ты забудешь навряд ли,

Заступником он был твоим

И тех бичевал, кто в Гидатли

Невест покупал за калым.

Встречал он вблизи небосвода,

Там в двери иные стуча,

Красавицу в доме урода,

Голубку в гнезде у сыча.

Не видели белого света

Андинки за белым чохто.

И как его мучило это,

Наверно, не знает никто.

И эхом откликнулись горы,

Когда у заоблачных скал

О выстреле красной «Авроры»

Тебе он в стихах рассказал.

Теплом его ласки овеян

Твой облик в родной вышине.

Где каждой улыбке твоей он

Был рад, словно пахарь весне.

Хотел он, чтоб у колыбели

Ты пела бы песни без слез,

И, лежа на жесткой постели,

В последний свой час произнес:

«Прощаюсь я с жизнью суровой,

Но помни, горянка, всегда:

Любил тебя седобородый

Старик из аула Цада».

И я, получивший в наследство

Стихи, что живут до сих пор,

Был ранен, как многие, с детства

Судьбой твоей, женщина гор.

С надеждой певала мне тоже

Ты, люльку качая мою:

«Хочу, чтобы вырос хорошим

Сыночек мой. Баю-баю».

В нагорных аулах до срока

Не старили годы мужчин,

Но было тебе недалеко

От свадьбы до первых морщин.

Я слышал, и ты ведь, бывало,

Чтоб по сердцу выбрать орла,

Отказом тому отвечала,

Кого полюбить не могла.

Жених не стрелялся постылый,

В тоске не хватался за нож.

Похитив, он брал тебя силой:

Теперь, мол, сама не уйдешь.

А если судьбе не сдавалась,

То прыгала с кручи в Койсу.

И белая грудь разбивалась

О черные камни внизу.

Иль, сделавши крепкую петлю

Из девичьей длинной косы,

Ты мир покидала немедля,

От собственной гибла красы.

Случалось, дарила при встрече

Ты парню улыбку в ответ,

И сплетня об этом под вечер

Змеей выползала на свет.

Коварно в твой дом проникала,

И в бешенстве ночью слепой

Кинжала холодное жало

Отец заносил над тобой.

Нельзя, как травинок зеленых

На белых хребтах в декабре,

Слов нежных, к тебе обращенных,

В аварском найти словаре.

Я их сочинял, где зорянка

Поет в тишине у ручья.

Но все ж пред тобою, горянка,

В долгу еще песня моя.

В долгу перед каждой слезою, —

А сколько ты слез пролила!

В долгу пред твоею красою,

Что сердцу мужскому мила.

В долгу пред твоими руками, —

Тот видел в горах, кто не слеп,

Они превращали и камень

В угодья, рождавшие хлеб.

О, если б я был исполином,

То верь мне, как сын твой и внук,

Взвалил бы себе я на спину

Всех бед твоих тяжкий сундук.

Пою тебе сердцем влюбленным.

И пусть твой задумчивый взор,

На счастье --">