Тед Хьюз - Стихи из книги “Письма ко дню рождения”

Озарение

Лондон. Лиловые мягкие сумерки

Апрельского вечера.

Через Чок-фарм-бридж

Я спешу к метро: молодой отец,

Голова кружится от бессонных ночей

И новых ощущений.

И вот мне навстречу идет этот парень.

Я скользнул по нему взглядом (что это у него?

Да нет, показалось) и пошел было дальше,

А потом вдруг понял — и догнал его.

Это был крохотный звереныш, который сидел

У парня за пазухой. Так у нас в детстве шахтеры

Носили под курткой охотничьих собачонок.

Но главное — глаза, которые пытались

Перехватить мой взгляд. Как же мне это было знакомо!

Огромные уши, острая мордочка — звереныш

Выглядывал из-под куртки, и вид у него

Был испуганный и враждебный.

“Да это же лисенок!” —

Услышал я собственный удивленный голос.

Парень остановился. “Откуда он у вас?

Что вы собираетесь с ним делать?”

Подумать только, лисенок

Посередине Чок-фарм-бридж!

“Могу продать. Всего один фунт”. “Постойте,

Где вы его нашли? Куда несете?”

“На продажу. Кто-нибудь да купит — за фунт-то!”

И ухмылка.

Я же подумал: что ты на это скажешь?

И как мы уживемся с лисенком в нашей каморке?

Да еще с грудным ребенком?

И что мы будем делать с его дикими повадками?

С его безудержной энергией?

А когда он, повзрослев, услышит зов предков,

Куда мы денем сильного и ловкого зверя,

Своенравного, с вытянутой мордой?

Которому надо пробегать двадцать миль за ночь?

А его нюх, от которого ничего не ускользает?

И как нам быть с его фантастическим чутьем, как

Обмануть его?

А лисенок

Все смотрел через мое плечо на прохожих:

На одного, на другого. Опять на меня.

Удачи — вот чего ему сейчас не хватало.

Он уже вырос из сосунков,

Но глаза его были еще совсем щенячьими:

Крошечные, круглые и сиротские,

Как будто заплаканные. Он остался

Без материнского молока, без игрушек из шерсти и перьев,

Без уютных потемок лесной норы

И без громкого шепота созвездий,

Когда его Мать возвращалась с ночной охоты.

Мои мысли, как большие добродушные псы,

Кружили вокруг лисенка, обнюхивая его.

И все же

Я не решился, я ушел. Но, потеряв лисенка, как будто

Разминулся со своей судьбой. Я оттолкнул его — в будущее,

Которое ожидало его в Лондоне. Торопливо

Я нырнул в подземку… Что, если бы я заплатил,

Что, если бы я отдал этот несчастный фунт и вернулся к тебе

С лисенком на руках, и мы стали бы жить все вместе,—

Выдержал бы наш брак такое испытание?

Справился бы я? А ты?

Но я упустил этот шанс.

И теперь наш брак был обречен.

Регби-стрит, 18

В унылом убогом доме викторианской эпохи

на Регби-стрит, 18, я ждал тебя.

Дом напоминал мне театральные подмостки,

Как будто пять его этажей были повернуты

Лицом к аудитории, которая наблюдает

Любовные баталии на каждом из них —

Мизансцены, в которых сплетались и расплетались

Наши чувства, тела и судьбы. Такая вот

Нехитрая кухня любовных напитков,

Бесконечный спектакль, где меняются

Лишь имена актеров, а роли остаются прежними.

Мне говорили: “Тебе стоит написать книгу

Об этом доме. Здесь дело нечисто!

Поживешь, увидишь, что не так-то просто

Будет выбраться отсюда, поскольку каждый,

Кто попадает сюда, попадает в настоящий лабиринт —

В Кносский дворец, где правит злая воля! Вот и ты

Теперь в лабиринте”. Легенды

Завораживали. Я слушал, завороженный.

Я жил здесь один. Один

Сидел за щербатым допотопным верстаком,

Который служил мне обеденным

И рабочим столом. Я ждал Лукаса

И тебя. О чем бы я ни думал, мои мысли

Все равно возвращались к той пухлой бельгийке

С черными и блестящими, как лакированные ботинки, волосами,

Которая жила на первом. Она казалась мне птахой

В силках любовника, торговца подержанными автомобилями.

Это он завалил наш подвал старыми глушаками

И помятыми крыльями. Так что, пробираясь

В темный и грязный туалет, расположенный ниже

Уровня проезжей части, мы --">