Тед Хьюз - Стихи из книги “Письма ко дню рождения”

рисковали покалечить себе ноги.

Как и все в этом доме, девчонка играла

Свою роль в спектакле. Ее телохранителем

Была черная немецкая овчарка, настоящая ведьма,

Которая стерегла ее одиночество и рычала

За дверью, когда кто-нибудь проходил мимо.

Овчарка охраняла ее ото всех

Для торговца автомобилями. Охраняла исправно, хотя

Семь лет спустя и не спасла от конфорки. С ней

У нас ничего не вышло. Не вышло и со Сьюзен,

Которой суждено было блуждать в лабиринте

И ждать Минотавра, занимая телефон ночами,

Когда ты хотела услышать мой голос. Но в тот вечер

Я не мог и предположить, что во мне

Будет кто-то нуждаться. Что пройдет десять лет,

И три из них ты уже будешь в могиле,

И Сьюзен по ночам станет мерить шагами комнату

(Этажом выше той, где мы, обрученные кольцами,

Согревали друг друга на узкой кровати)

И плакать, умирая в одиночестве от лейкемии.

Итак, Лукас привел тебя. Ты

Была в Лондоне один вечер проездом в Париж.

Апрель, 13-е, день рождения твоего отца. Пятница.

Я догадывался, зачем ты сорвалась с места:

Чтобы увидеть ту Европу, о которой

Ты мечтала в Америке. Через несколько лет,

Уже после твоей смерти, я узнал о том,

Какое страшное разочарование тебя ожидало,

О твоих слезах, которые ты проливала в Париже.

Только на одну ночь я отдалил крах твоих надежд,

Этих драгоценных камней, украшавших твое одиночество.

А потом — потом и мечты, за которыми ты гналась, и жизнь,

Которую ты вымаливала, все пошло прахом:

Твой дневник рассказал мне историю этих мук.

Я представлял себе, как у святых алтарей

Ты молила судьбу дать тебе шанс, заклиная

Провидение или случай. Как ребенок,

Ты пыталась играть во взрослые чувства,

Но — в который раз — ты проиграла.

И вот появился я, всего-то

На несколько часов, с пригоршней пенсов в кармане

На все про все, готовый быть мучеником твоих капризов.

Я ли получил тебя, подкупив Судьбу?

Ты ли искала встречи со мной? Не знаю, зачем

Мы очутились вместе и для чего судьба

Свела нас и бросила, беззащитных, но только

Я уже слышу, как ты поднимаешься по ступенькам,

Живая и близкая, и как громко смеешься, чтобы

Заранее смутить меня. Такой была твоя тактика:

Прежде чем явиться передо мной во всеоружии, ты

Хотела, чтобы я услышал, как оно бряцает. Затем —

Пробел в памяти. Как вы вошли? Что было дальше?

Когда, например, исчез Лукас? Предложил ли я сесть?

Ты была похожа на большую птицу, оперенную

Каким-то болезненно-радостным возбуждением.

Я помню голубые блики, искрящийся кобальт

Разрядов твоей ауры, которая, как я потом понял,

И делала тебя такой необычной. И глаза,

Твои нездешние, прусские глаза, их странный блеск:

Два крошечных человечка под капюшонами

Тяжелых век. Загадочные и в то же время девчоночьи,

Они сверкали от возбуждения и были

Фамильной драгоценностью, которая после

Перейдет по наследству к нашему сыну.

Наконец-то я смог как следует рассмотреть тебя:

Твое круглое лицо, которое друзья называли

“Гуттаперчевым”, а ты — безжалостно — “ватным”.

Его выражение менялось каждую секунду,

Оно было слепком с души, как будто

Отражавшим колебания ее эфира.

И еще я был заинтригован твоими губами,

Подобных которым не встречал на свете:

Крупными, какие бывают разве что у туземцев.

Меня поразил и твой нос, плоский,

Как у боксеров или индейцев-апачей, и широкий,

Напоминавший по форме скорпиона.

Твой профиль нельзя было назвать орлиным:

Плоский нос делал каждую фотокамеру твоим врагом,

Он был тюремщиком твоего тщеславия, изменником

Из бесконечного сериала твоих сексуальных снов.

Это был нос одного из воинов Аттилы, он

Делал твое лицо похожим на лица, которые

Я представлял себе в дыму костров племени навахо.

И волосы, зачесанные на висках, и эта модная челка,

И еще подбородок, твой маленький подбородок,

Какой часто бывает у рожденных под знаком Рыб.

Твое лицо никогда не было просто лицом. Оно всегда

Было разным, как поверхность моря, где играют

--">