Григорий Михайлович Кружков - Переводы

сраженьях обветшалый:

 На черном поле рыцарь алый.

Определение любви

 Моя любовь ни с чем не схожа,

 Так странно в мир пришла она, —

 У Невозможности на ложе

 Отчаяньем порождена!

 Да, лишь Отчаянье открыло

 Мне эту даль и эту высь,

 Куда Надежде жидкокрылой

 И в дерзких снах не занестись.

 И я бы пролетел над бездной

 И досягнуть бы цели мог,

 Когда б не вбил свой клин железный

 Меж нами самовластный Рок.

 За любящими с подозреньем

 Ревнивый взор его следит:

 Зане тиранству посрамленьем

 Их единение грозит.

 И вот он нас томит в разлуке,

 Как полюса, разводит врозь;

 Пусть целый мир любви и муки

 Пронизывает наша ось, —

 Нам не сойтись, пока стихии

 Твердь наземь не обрушат вдруг

 И полусферы мировые

 Не сплющатся в единый круг

 Ясны наклонных линий цели,

 Им каждый угол — место встреч,

 Но истинные параллели

 На перекресток не завлечь.

 Любовь, что нас и в разлученье

 Назло фортуне единит, —

 Души с душою совпаденье

 И расхождение планид.

Галерея

 Мне в душу, Хлоя, загляни,

 Ее убранство оцени;

 Ты убедишься: ряд за рядом

 По залам всем и анфиладам

 Висят шпалеры и холсты —

 Десятки лиц, и в каждом ты!

 Вот все, что я в душе лелею;

 Всмотрись же в эту галерею.

 Здесь на картине предо мной

 Ты в образе тиранки злой,

 Изобретающей мученья

 Для смертных — ради развлеченья.

 О, дрожь берет при виде их —

 Орудий пыточных твоих,

 Среди которых всех жесточе

 Уста румяны, темны очи.

 А слева, на другой стене,

 Ты видишься Авророй мне —

 Прелестной, полуобнаженной,

 С улыбкой розовой и сонной.

 Купаются в росе цветы,

 Несется щебет с высоты,

 И голуби в рассветной лени

 Воркуют у твоих коленей.

 А там ты ведьмой над огнем

 В вертепе мрачном и глухом

 Возлюбленного труп терзаешь

 И по кишкам его гадаешь:

 Доколе красоте твоей

 Морочить и казнить людей?

 И сведав то (помыслить страшно!),

 Бросаешь воронью их брашно.

 А здесь, на этой стороне,

 Ты в перламутровом челне

 Венерою пенорожденной

 Плывешь по зыби полуденной;

 И Альционы над водой

 Взлетают мирною чредой;

 Чуть веет ветерок, лаская,

 И амброй дышит даль морская.

 И тысячи других картин,

 Которых зритель — я один,

 Мучительнейших и блаженных,

 Вокруг меня висят на стенах;

 Тобою в окруженье взят,

 Я стал как многолюдный град;

 И в королевской галерее

 Собранья не найти полнее.

 Но среди всех картин одну

 Я отличить не премину —

 Такой я зрел тебя впервые:

 Цветы насыпав полевые

 В подол, пастушкой у реки

 Сидишь и вьешь себе венки

 С невинной нежностью во взорах,

 Фиалок разбирая ворох.

Глаза и слезы

 Сколь мудро это устроенье,

 Что для рыданья и для зренья

 Одной и той же парой глаз

 Природа наградила нас.

 Кумирам ложным взоры верят;

 Лишь слезы, падая, измерят,

 Как по отвесу и шнуру,

 Превознесенное в миру.

 Две капли, что печаль сначала

 На зыбких чашах глаз качала,

 Дабы отвесить их сполна, —

 Вот радостей моих цена.

 Весь мир, вся жизнь с ее красами —

 Все растворяется слезами;

 И плавится любой алмаз

 В горячем тигле наших глаз.

 Блуждая взорами по саду,

 Везде ища себе усладу,

 Из всех цветов, из всех красот

 Что извлеку? — лишь слезный мед!

 Так солнце мир огнем сжигает,

 На элементы разлагает,

 Чтоб, квинтэсссенцию найдя,

 Излить ее — струей дождя.

 Блажен рыдающий в печали,

 Ему видны другие дали;

 Росою скорбный взор омыв,

 Да станет мудр и прозорлив.

 Не так ли древле Магдалина

 Спасителя и господина

 Пленила влажной цепью сей

--">