Светлана Кекова ПЛЕНЕНИЕ ИНЕЕМ

1

Ты помнишь, как с тобой мы по дороге шли?

Терялся край земли в сиянье и пыли,

томились листья ив под тонким слоем пыли,

и только облака легко по небу плыли.

Одно из облаков нас, как звезда, вело

по местности простой в знакомое село,

где перекинут мост кирпичный через речку,

где дерево стоит, напоминая свечку.

Там, у оврага, — дом, а в доме — тишина.

Лежит в густой пыли на чердаке икона.

Я знаю, что давно закончилась война,

остался только прах от стен Иерихона,

и рухнула уже Берлинская стена.

А мой отец-солдат через Европу шел,

молилась бабушка, и рыла мать окопы…

И память о былом, как светлый ореол,

таинственно сквозит над картою Европы.

2

А мы все шли с тобой, и колосилась рожь,

и поле кое-где сияло васильками,

и теплый ветер дул, и пробегала дрожь

по зеркалу реки, и тонкими руками

касалась ива волн, взбегающих на брег,

лягушки квакали в своем речном Париже,

и стрелки на часах вдруг замедляли бег,

но только дом родной не становился ближе.

Мы шли с тобой и шли, и убыстряли шаг,

и щурили глаза от солнечного блика…

Вон там стоит ветла, вон там — растет овраг,

вон там журчит родник и зреет земляника.

Давай передохнем и спустимся к реке,

умоемся и руки вытрем полотенцем…

Вот-вот возникнет дом, где спит на чердаке

измученная Мать с Божественным Младенцем.

3

Я помню, как паук висел на волоске,

как утром шел народ к пустому магазину,

как пахла лебеда, как, сидя на песке,

мой дядя из ветвей зеленых плел корзину.

Где волны той реки, где ветви гибких лоз?

Увяли лепестки кроваво-красных цинний…

Их запоздалый цвет уже убил мороз,

и у корней волос чуть серебрится иней.

На мир спустилась ночь, и в облачном кремле

так тихо и светло горит луны лампада.

Раб Божий Николай давно лежит в земле,

оплакан и отпет, — и большего не надо.

4

Двух осторожных птиц я видела в окно:

сиял в снегу снегирь, как девичий румянец,

а в доме на стене — застывшее кино:

случайный блеск стекла и фотографий глянец.

Синица снег клюет и просится ко мне.

В каком прекрасном сне, в какой волшебной сказке

я вижу целый мир, висящий на стене:

Младенец в люльке, мать, солдат в железной каске?

Вот это — наш погост, а это — город Брест,

здесь — стриженый малыш отважно сел на санки…

У деда на груди — Георгиевский крест,

а у отца — медаль и орденские планки.

5

Росла в лесу трава, шумел колхозный сад,

скучали лопухи и пыльная крапива.

Ты помнишь, как тому уж сорок лет назад

ты перед сном меня святой водой кропила?

Потом гасила свет, и тихо я спала,

мне чудился во сне какой-то конь и всадник,

невидимых церквей сияли купола,

и свет лила луна на бедный палисадник.

6

Плачут птицы больные, вспоминают весну.

Я вас, тени родные, перед сном помяну.

Как рыдание арфы, птичий строится стан.

Спят Димитрий и Марфа, Параскева, Иван.

Никакого зазора нет в пространстве ином

между ангельским хором и провидческим сном.

Между сушей и морем, между ночью и днем,

между будущим горем и слезами о нем.

Мне как будто открыли старой хроники кадр:

в безымянной могиле спит солдат Александр.

Сколько воинов верных час свой смертный нашли

в развороченных недрах материнской земли.

Кто отпет и оплакан и Всевышним прощен,

кто невидимым знаком — красной кровью — крещен.

Снег ли в воздухе тает над молчащим селом,

или ива читает поминальный псалом,

или хочет оставить над пространством полей

крест и «Вечную память» вещий клик журавлей?

7

Вот ребенок на мир сквозь волшебное смотрит стекло:

там деревья омыты дождем, как душа покаяньем.

Каждый лист — изумруд, и прекрасно кругом, и светло,

мир наполнен до --">