Рената Александровна Гальцева - Памятное

собирается поругать «Мастера и Маргариту» из-за расхождения со Священным Писанием; я же настаивала, что роман автора, не будучи nonfiction, по своему жанру, не претендует на «мистическое откровение» и потому не подлежит «инквизиции» (какую бы невраждебную доктрину ни захотели в нем обнаружить). Другое дело, идеологическое явление – Умберто Эко! (О да, Сережа воюет с ним). В общем, Сережа смягчил позицию: после он несколько иначе заговорил, обращаясь к переменчивости роли «М. и М.» с течением времени: «В советские времена нельзя было не радоваться фразе “чего не хватись, ничего нет”, время протащило этот роман через очень жестокое сито, и в каком-то смысле, чем дальше роман от нашего пустого времени, тем он значительнее».

Но, ни один разговор и по телефону не обходится теперь без Вены. В подтверждение того, что австрийцы и немцы – две разные нации, рассказал анекдот: один немец – это воля, два – это порядок, три – это победа; один австриец – это корректность, два – это психоаналитик и пациент, три – этого не бывает: одним окажется или хорват или словак.

4-е октября, мой день

Сегодня Сережа Аверинцев поздравил меня с тем, что мой день совпадает с днем Франциска Ассизского, это очень добрый знак, и вручил мне открытку с ликом святого. В полночь в нашем парке мне встретилась группа, наверное, каких-то особо проницательных молодых людей, обратившихся ко мне со словами: «Девушка, поздравляем вас с праздничным днем!». Ведь вряд ли они имели в виду день св. Франциска Ассизского.

10 октября

Я переживаю двойную схватку – с природой (холодно, плохо одета) и обществом: в нескончаемой борьбе с одной начальницей, интригующей против меня и против выпуска «Эона» со статьями замечательного культурфилософского мыслителя Ирвинга Кристола «К итогам ХХ века». Была созвана критическая комиссия, но… И. Кристол вышел, хотя и позже задуманного.

29 ноября

Заграничные конференции на сегодняшнюю российскую тему (глазами свободомыслящих интеллигентов), в общем, закончились, прошла эра романтизма. Помнится, как в начале 90-х В. Страда, прочитав в «Литгазете» мои рассуждения о Бердяеве, выражал желание через секретаря ССП встречи со мной, и в итоге мы сидели вечером на моей тесной кухне. Я позвала Иру и Аверинцева; был и Володя Бибихин. Страда приехал с женой Кларой. Тема – Россия, Россия, Россия! В итоге шесть конференций в Италии! Теперь, ранее избегавший общения с официальными теоретиками, сам он занял казенное место в Итальянском представительстве в Москве. Но, может быть, нам лучше никуда не двигаться, не видеть чистых и великолепных городских экстерьеров Европы, не причастных к твоей жизни, сидеть у себя на месте со своим мизерным делом. И как автору «замедленного действия» даже не отзываться на лестные предложения, если таковые возникнут.

14 декабря

В «Итогах» по ТВ объявили о выступлениях Е.П. Велихова и Аверинцева по следам недавнего «Конгресса интеллигенции», Аверинцеву дали сказать одну фразу: «Главное свойство интеллигента, – успел “озвучить” он, – быть отдельно даже от своей среды».

Нравственное беззаконие начинает наводить на нашу страну египетские казни. Чего стоят одни только техногенные катастрофы, помимо социальных неурядиц!?

Мир сошел с ума. Или мы с Ирой? Например, успех нового типа философствования М. Мамардашвили (Царство ему небесное), В. Подороги, даже Ал. Вик. Михайлова (тоже Царство ему небесное). Какой-то секрет есть у авторов и особенно – аудитории; Ира вспомнила заголовок одной моей главки «В мире ненужного». Она тоже не понимает, зачем это нанизывание слов одно за другим (бывает даже и у Михайлова)… Их философствование – медитация под каким-то наркозом. Всё это должна была бы изрекать пифия, если бы она считала себя философом. Лекции новаторов – это интеллектуальная дискотека, для людей, которые не знают, чего они хотят, и потому всё это действует на них суггестивно.

30 декабря

16 часов, только что звонил Сережа, приехал до 14-го. Не может не говорить об Австрии и австрияках. Ему надо книгу писать о них. Тут Сережа завел речь о главном: «В первой половине ХХ века, как бы то ни было, оставались надежды на воцерковление культуры и на понимание роли Церкви…». Никто, кроме одного старичка, о котором Сережа писал в «Новом мире», не знал в Израиле, где могила Бубера.

Помимо сдвига сознания, произошла перемена и бессознательного.

Сережа – в качестве «утописта» удивляется, как это сегодня --">