Сергей Сергеевич Аверинцев - Религия и литература
сборник статейНазвание: | Религия и литература | |
Автор: | Сергей Сергеевич Аверинцев | |
Жанр: | Религиоведение | |
Изадано в серии: | неизвестно | |
Издательство: | Эрмитаж | |
Год издания: | 1981 | |
ISBN: | неизвестно | |
Отзывы: | Комментировать | |
Рейтинг: | ||
Поделись книгой с друзьями! Помощь сайту: донат на оплату сервера |
Краткое содержание книги "Религия и литература"
Аннотация к этой книге отсутствует.
Читаем онлайн "Религия и литература". [Страница - 3]
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (35) »
традиции, состоящей из неоце
1 Формально это восходит, разумеется, к первобытным состязаниям певцов,
мудрецов, шаманов и т. п. Однако весы литературной теории придают состязанию
совершенно новый смысл, неведомый архаической агонистике: уже не два чело
века «меряются силами», а их произведения измерены некоей объективной мерой,
существующей вне конкретной ситуации агона. Посредством формальных ана
логий и генетических родословий все можно растворить в его собственной пре
дыстории — но лучше этого не делать.
7
ненных, неоценимых и потому бесценных «ценностей». Бес-ценность
можно понимать двояко: как полное отсутствие ценности и как бес
конечно великую ценность.
Внутри культуры, которая первой сумела осознать себя именно
как культура и потому стала «нормой», наугольником для последу
ющих культур, относительно литературы точно известно, что это есть
именно литература (а не, скажем, пророческое вещание), относительно
поэзии известно, что это есть поэзия, а не проза, и так же дело об
стоит с жанровыми разновидностями: при взгляде на любой культур
ный продукт мы знаем, что он такое и по какой шкале его надлежит
правильно оценивать. В этой определенности, которой можно дове
риться,— источник внушения, заложенного в «нормальной» куль
туре. Внутри культуры иного, «ненормального» типа литература кон
ституирует себя как «нелитература», соответственно то же происходит
с искусством, вообще с эстетическим творчеством и эстетическим со
знанием. Такой поздний наследник классицистической концепции
культуры, как Поль Валери, находил в библейской культурной
традиции одно наиболее непереносимое для него свойство: вещи,
которые «на самом деле» суть искусство, этика, философия и т. п.,
а следовательно, подлежат прежде всего распределению по различным
«доменам», внутри этой традиции безнадежно «перепутаны». Порож
дения «ненормальной» культуры легко воспринимаются как сырье
для «нормального» культурного творчества (ср. «переложения» биб
лейских текстов от Нонна до Державина). Но у них есть своя притя
гательность: они ускользают от оценок и расценок, о них трудно ска
зать, что же они такое.
Ближневосточная культурная традиция и культурная традиция
греческой античности, в их контрастной сопряженности определив
шие собой становление европейской культуры, были сопряжены в
своих исторических судьбах уже с самого начала.Пуповина, соединяв
шая Грецию с породившим ее миром средиземноморского Востока»
была окончательно перерезана, в сущности, лишь с греко-персид
скими войнами, а войны Александра Великого снова воссоединили
оба мира. Но как раз за полтора столетия, протекшие между битвой
при Саламине (480 до н.э.) и битвой при Иссе (333 до е . э.), Греция,
собственно, и стала Грецией. Д о V —IV вв. она училась у Востока;
после этих полуторасот лет ей самой можно было стать наставницей
и для Востока, и для Рима — и для нас. Заметим, что понятия «уче
ничества» и «наставничества» суть именно те понятия, которые осо
бенно пригодны для обрисовки «общего знаменателя» столь различ
ных культур. Сквозь контраст между ближневосточным и эллинским
типами человека проглядывает важное сходство, и состоит оно в осо
бой предрасположенности к «школьным» восторгам умствования,
к тому, чтобы видеть в «учении» ценность превыше всех ценностей.
Перед мудростью должны отступить на задний план и «мужские»
воинские доблести, и простосердечная «душевность»; как ближневос
точный человек, так и эллин лелеют не душевное, а духовное. Слов
нет2 мудрость, которую искали восточные книжники, и мудрость,
которую искали греческие философы,— это вещи разные, во многом
даже противоположные. Но для тех и для других умственная выучка
есть предмет всепоглощающей страсти, определяющей всю их жизнь,
и обладатель ее представляется им самым великим, самым достой
ным, наилучше исполнившим свое назначение человеком. Римлянину
импонирует солидная взрослость делового человека, который именно
чувствует себя слишком взрослым, чтобы до гробовой доски оставать
ся восторженным школяром, дышать школьным воздухом и за
бывать себя в умственной экзальтации. Как восточный книжник, так
и греческий философ могут показаться рядом с римлянином заучив
шимися детьми-вундеркипдами! Эта страсть --">
1 Формально это восходит, разумеется, к первобытным состязаниям певцов,
мудрецов, шаманов и т. п. Однако весы литературной теории придают состязанию
совершенно новый смысл, неведомый архаической агонистике: уже не два чело
века «меряются силами», а их произведения измерены некоей объективной мерой,
существующей вне конкретной ситуации агона. Посредством формальных ана
логий и генетических родословий все можно растворить в его собственной пре
дыстории — но лучше этого не делать.
7
ненных, неоценимых и потому бесценных «ценностей». Бес-ценность
можно понимать двояко: как полное отсутствие ценности и как бес
конечно великую ценность.
Внутри культуры, которая первой сумела осознать себя именно
как культура и потому стала «нормой», наугольником для последу
ющих культур, относительно литературы точно известно, что это есть
именно литература (а не, скажем, пророческое вещание), относительно
поэзии известно, что это есть поэзия, а не проза, и так же дело об
стоит с жанровыми разновидностями: при взгляде на любой культур
ный продукт мы знаем, что он такое и по какой шкале его надлежит
правильно оценивать. В этой определенности, которой можно дове
риться,— источник внушения, заложенного в «нормальной» куль
туре. Внутри культуры иного, «ненормального» типа литература кон
ституирует себя как «нелитература», соответственно то же происходит
с искусством, вообще с эстетическим творчеством и эстетическим со
знанием. Такой поздний наследник классицистической концепции
культуры, как Поль Валери, находил в библейской культурной
традиции одно наиболее непереносимое для него свойство: вещи,
которые «на самом деле» суть искусство, этика, философия и т. п.,
а следовательно, подлежат прежде всего распределению по различным
«доменам», внутри этой традиции безнадежно «перепутаны». Порож
дения «ненормальной» культуры легко воспринимаются как сырье
для «нормального» культурного творчества (ср. «переложения» биб
лейских текстов от Нонна до Державина). Но у них есть своя притя
гательность: они ускользают от оценок и расценок, о них трудно ска
зать, что же они такое.
Ближневосточная культурная традиция и культурная традиция
греческой античности, в их контрастной сопряженности определив
шие собой становление европейской культуры, были сопряжены в
своих исторических судьбах уже с самого начала.Пуповина, соединяв
шая Грецию с породившим ее миром средиземноморского Востока»
была окончательно перерезана, в сущности, лишь с греко-персид
скими войнами, а войны Александра Великого снова воссоединили
оба мира. Но как раз за полтора столетия, протекшие между битвой
при Саламине (480 до н.э.) и битвой при Иссе (333 до е . э.), Греция,
собственно, и стала Грецией. Д о V —IV вв. она училась у Востока;
после этих полуторасот лет ей самой можно было стать наставницей
и для Востока, и для Рима — и для нас. Заметим, что понятия «уче
ничества» и «наставничества» суть именно те понятия, которые осо
бенно пригодны для обрисовки «общего знаменателя» столь различ
ных культур. Сквозь контраст между ближневосточным и эллинским
типами человека проглядывает важное сходство, и состоит оно в осо
бой предрасположенности к «школьным» восторгам умствования,
к тому, чтобы видеть в «учении» ценность превыше всех ценностей.
Перед мудростью должны отступить на задний план и «мужские»
воинские доблести, и простосердечная «душевность»; как ближневос
точный человек, так и эллин лелеют не душевное, а духовное. Слов
нет2 мудрость, которую искали восточные книжники, и мудрость,
которую искали греческие философы,— это вещи разные, во многом
даже противоположные. Но для тех и для других умственная выучка
есть предмет всепоглощающей страсти, определяющей всю их жизнь,
и обладатель ее представляется им самым великим, самым достой
ным, наилучше исполнившим свое назначение человеком. Римлянину
импонирует солидная взрослость делового человека, который именно
чувствует себя слишком взрослым, чтобы до гробовой доски оставать
ся восторженным школяром, дышать школьным воздухом и за
бывать себя в умственной экзальтации. Как восточный книжник, так
и греческий философ могут показаться рядом с римлянином заучив
шимися детьми-вундеркипдами! Эта страсть --">
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (35) »
Книги схожие с «Религия и литература» по жанру, серии, автору или названию:
Анатолий Павлович Кондрашов - Новейшая книга фактов. Том 2. Мифология. Религия Жанр: Энциклопедии Год издания: 2008 Серия: Новейшая книга фактов для самых умных и любознательных в вопросах и ответах |
Другие книги автора «Сергей Аверинцев»:
Борис Петрович Екимов, Мариэтта Омаровна Чудакова, Лариса Емельяновна Миллер и др. - Новый мир, 2000 № 01 Жанр: Современная проза Серия: Журнал «Новый мир» |
Сергей Сергеевич Аверинцев - Риторика и истоки европейской литературной традиции Жанр: Культурология и этнография Год издания: 1996 Серия: Язык. Семиотика. Культура |
Сергей Сергеевич Аверинцев - «Были очи острее точимой косы…» Жанр: Биографии и Мемуары Год издания: 1991 |