Виталий Яковлевич Виленкин - В сто первом зеркале (Анна Ахматова)

прекрасный день артист МХАТа Всеволод Алек­
сеевич Вербицкий, с которым нас связывали общие лите­
ратурные интересы, подошел ко мне в вестибюле «Астории» и не без лукавства сказал: «Ну, можете завидовать:
в воскресенье яобедаю в одном доме, где будет Ахматова».
Эффект был именно тот, на который он рассчитывал, я и не
пытался скрыть свою зависть, она, конечно, была у меня на
лице написана. На другой же, кажется, день Всеволод
Алексеевич позвонил ко мне в номер: «Могу вас обрадо­
вать. Вы тоже приглашены на этот обед и пойдете со
мной».—«Как же так, к незнакомым людям, обедать?»—
«Ну, в данном случае это не имеет значения». Неудиви­
тельно, что этот разговор мне запомнился слово в слово.
Мы были приглашены к известному ленинградскому
любителю искусства и коллекционеру И. И. Рыбакову, по
профессии юристу, с которым дружили Коровин, Головин,
Добужинский и многие другие крупнейшие художники.
Жил он с женой и дочерью в огромной квартире на Куту­
зовской (б. Французской) набережной. Картины встретили
нас уже на площадке лестницы. В комнатах они занимали
все стены, и чего-чего тут только не было, начиная с жи­
вописи XVII1 века и кончая «Миром искусства». В од­
ной из комнат находилась целая коллекция старинных
икон, только их почему-то было плохо видно, да и некогда
было их сейчас разглядывать, хозяева приглашали прийти
для этого специально. Но, пожалуй, самое замечательное
из того, что я увидел в этом доме-музее, был фарфор —
богатейшее, первоклассное, изысканное собрание русских
фарфоровых изделий XVH1 и XIX веков. Одни только
статуэтки Императорского завода, Гарднера и Попова за ­
11

нимали сверху донизу целые шкафы; на розыски и собира­
ние их по разным городам России Рыбаков потратил мно­
гие годы упорного труда.
Мы с Вербицким пришли первыми и рассматривали
все эти сокровища, когда в передней раздался звонок...
Ахматова вошла в столовую, и мы встали ей навстречу.
Первое, что запомнилось, это ощущение легкости малень­
кой узкой руки, протянутой явно не для пожатия, но при
этом удивительно просто, совсем не по-дамски. Сначала
мне померещилось, что она в чем-то очень нарядном, но
то, что я было принял за оригинальное выходное платье,
оказалось черным шелковым халатом с какими-то выши­
тыми драконами, и притом очень стареньким — шелк коегде уже заметно посекся и пополз.
Анну Андреевну усадили во главе стола, и начался
обед, роскошный, с деликатесами и сюрпризами, очевид­
но тщательно продуманный во всех деталях. Одна только
сервировка чего стоила! Для закусок — тарелки из киев­
ского стариннейшего фаянса, суп разливали не то в «ста­
рый севр», не то в «старый сакс». В этом своем стран­
новатом халате Анна Андреевна, по-видимому, чувствова­
ла себя среди нас, парадно-визитных, как в самом эле­
гантном туалете. Больше того, что-то царственное, как бы
поверх нас существующее и в то же время лишенное
малейшего высокомерия сквозило в каждом ее жесте,
в каждом повороте головы.
Разговоров всех уже не помню, но когда речь зашла
о поэзии и стали перебирать разных поэтов, чтобы услы­
шать ее мнение о них, помню, что она очень поддержала
что-то хорошее, сказанное о Луговском, а о Багрицком
отозвалась холодно, отчужденно.
После обеда Вербицкого стали просить что-нибудь по­
читать, и читал он довольно долго: мне, по крайней мере,
показалось, что слишком долго: большие куски из «Пико­
вой дамы». Анна Андреевна слушала внимательно и тер­
пеливо; хвалила и благодарила артиста вместе со всеми,
но сдержанно. Вербицкий, кажется, сам не рад был, что за­
тянул, и смотрел на Анну Андреевну виноватыми глазами.
Да и мы все смотрели на нее в ожидании и надежде, не
решаясь ее просить читать, но она тут же сказала сама,
как-то полувопросом: «Ну что же, теперь я почитаю?»
Она не отодвинулась от обеденного стола, не измени­
ла позы, словом, ничем не обозначила начала. Я только
12

увидел, как кровь прилила у нее к щекам с первой же
строчкой: «Я пью за разоренный дом...» Это был «Послед­
ний тост», тогда еще нигде не напечатанный. Потом, почти
без паузы, она прочитала «От тебя я сердце скрыла, словно
бросила в Неву...». И еще одно стихотворение 20-х годов,
тогда же затерявшееся, как она сказала, в каком-то жур­
нале1,— «Многим».'Напомню эти стихи:
Я — голос ваш, жар вашего дыханья,
Я — отраженье вашего --">